Вернулась Мария Александровна и церемония продолжилась. Геннадий Григорьевич разлил чай, расставил чашки.
— Вот, прошу… Двигайтесь ближе, Роман.
Я чуть привстал, подвинул кресло вплотную к столу. От чая исходил лёгкий аромат мелисы, смородинового листа и, кажется, вишнёвой косточки. Необычное сочетание. У меня в огороде тоже растёт и мелиса, и смородина, и вишня, но мне ни разу не пришло в голову соединить три этих вкуса в одной чашке. Впрочем… Я сделал глоток — ничего так себе вкус, приятный. Может быть дело в пропорциях?
— Нравится? — улыбнулась Мария Александровна.
— Угу, — кивнул я и потянулся за печеньем.
— Геннадий Григорьевич у нас большой любитель сочетать несочетаемое.
— Душицы не хватает, — причмокивая, сказал Геннадий Григорьевич и повернулся ко мне. — А знаете, чего мне не хватает в вашем романе? — я сжался как в преддверии удара. — Динамичности. События разворачиваются так медленно, а рассуждений главного героя так много, что очень сложно увидеть сюжет. Я бы не стал, конечно, называть это ошибкой, но в наш подвижный век такой подход вряд ли оправдает себя. Понимаете, Роман, современный читатель чужд черепашьему темпу, он требует полёта ласточки, такого же стремительного и поворотного.
— Не слушайте его, Роман Евгеньевич, — перебила мужа Мария Александровна, — всё замечательно. Мне ваш стиль очень понравился.
— Да-а-а, — протянул Геннадий Григорьевич, — в вашем случае с Марией Александровной мы во мнениях не сошлись. Но вы должны помнить, Роман, что в вопросах читательской аудитории я более сведущ. Всё-таки я издатель, а не библиотекарь.
— Ну разумеется, — прищурилась Мария Александровна, — только вы, мой дорогой издатель, постоянно забываете, что за книгами читатели идут в библиотеки, а не в редакции районных газет. И уж кому как не библиотекарям знать, что предпочитают читатели.
Я так понял, между супругами назревал старый спор, кто главнее: курица или яйцо — этакий полушутейный, полусерьёзный и ни к чему не обязывающий. Я ждал, что Анна тоже скажет несколько слов, но она молчала.
— Кроме того, — Геннадий Григорьевич не стал ввязываться в полемику с женой и вернулся ко мне, — не все черты, которыми вы наделяете героя, уживаются с его образом. Например, эта Нюська, ваша с ней любовная сцена во второй главе…
— Не моя, героя, — поправил я.
— Ну да, разумеется, — кивнул Геннадий Григорьевич. — Эта любовная сцена, мне кажется, она не к месту. Она, как бы это сказать… она работает против героя. В начале он предстаёт хорошим человеком, немного грустным, немного рассеянным, но связь с замужней женщиной характеризует его не с лучшей стороны.
Мария Александровна качнула головой, как бы выказывая на сей раз солидарность с мнением издателя.
— Но ведь человек не может быть положителен во всём, — воспротивился я. — Он всегда разный, в нём есть и плохое, и хорошее, и мой герой ничем не отличается от остальных людей.
— Отставной военный? — удивилась Мария Александровна. — Помилуйте, Роман Евгеньевич! В русской литературе образ человека военного сформирован давно и окончательно. Он может быть лишним, как Печорин, или чересчур интеллигентным, как Ромашов. Или возьмите Сильвио, чем не пример? В каждом есть плюсы и минусы, но никто из них — обратите внимание! — никто из них не развратен.
— Если уж вы коснулись Печорина, — я ухватился за эту мысль, — то разве не он встречался с замужней женщиной? Это ли не развратность?
— Вы ошибаетесь, — улыбнулась Мария Александровна. Она как будто ждала моего вопроса, и в глазах её блеснула хитринка. — Печорин любил ту женщину. Пусть он понял это слишком поздно, но всё же он любил её. А что ваш герой? Ваш герой воспользовался случаем. И всё его поведение показывает, что при возможности он воспользуется им снова.
— Хорошо. А как же Курагин или младший Турбин? — не сдавался я. У меня не было желания убедить Марию Александровну в своей правоте или победить в споре. И я не защищал своего героя, он не нуждался в этом. Но мне нравилось говорить с человеком, который не только разбирается в литературе, но ещё и понимает предмет разговора — мне это очень нравилось.
— Роман Евгеньевич, что вы в самом деле. Отрицательные персонажи как раз и существуют для того, чтобы подчеркнуть характер настоящих героев. Подумайте: не будь младшего Турбина, кому был бы интересен его отец? В иной ситуации он просто становиться ненужным, ибо хороших людей много, но видно их лишь на фоне людей плохих. Согласны?