- Здравствуй, - сдержанно проронил он, буравя Нику в упор.
- Здравствуй, - она коротко взглянула на него и отвернулась. Достала из сумки телефон, положила его рядом с собой и принялась гипнотизировать трубку.
Санька перевела взгляд с одного на другую. Потом обратно. Понимая, что никто ничего не собирается говорить, произнесла:
- Ярослав Сергеевич хотел встретиться с вами для обсуждения некоторых пунктов, по которым возможно найти компромиссное решение.
- Совершенно верно, - включился Закревский. – Во-первых, относительно основания для развода. Причина недоказуема. За неимением преступления. Потому, я полагаю, тебе, если так уж хочется это творить, лучше указать «непримиримые разногласия». Во-вторых, относительно твоего намерения воспитывать Сережу самостоятельно – это удар под дых. И ты это достаточно хорошо знаешь.
- Во-первых, Саша укажет ту причину, которую сочтет наиболее целесообразной, - ответила Ника, посмотрев на мужа. – В этом я полагаюсь на нее. А во-вторых, я больше ни в чем не уверена в отношении тебя. Если так нуждаешься в потомстве, то заведешь себе еще. Вариантов у тебя немало, уверена!
- Мать твою, Ника! Не было ничего! Если бы ты подождала еще несколько секунд, увидела бы, как я ретируюсь из этого гребанного ресторана! Нахрена было лапшу на нее вываливать!
- Куда еще было ждать! – Закревская фыркнула. – Мне хватило увиденного реалити-шоу. Видел бы ты себя. Тоже мне, котяра мартовский. А вот с лапшой я, действительно, погорячилась. Надо было ее тебе на голову вывалить!
- Я тебе повторяю! Ничего не было! Это клиентка! Разводится с мужем. Спит с шофером. Строит глазки всем мужикам всех возрастов! Мне что? Из-за ее поведения от гонорара отказываться?
- Не надо мне повторять! – огрызнулась Ника. – Я видела. И Марина, между прочим, видела! Ты этой «клиентке» тоже строил глазки. Ты!!! И разве что не облизывался, распинаясь перед ней.
- Да не облизывался я! – заорал Закревский. – Да, распинался. Да, убалтывал. Это моя работа, Вероника! Я улыбнусь, бабе приятно. И все. Ничего больше.
- Молодец, чего уж! – заорала в ответ и Ника. – Ну извини, что помешала вашей приятности! Мне приятно не было! Убалтывал… Знаю я, на что ты ее убалтывал!
- Это ты извини! – возмутился он. – Три года тебя все устраивало! Меня, кстати, тоже! Потому что кого бы там я ни убалтывал, я возвращался к тебе! И заметь – всегда вовремя!
- Вот спасибо тебе, дорогой, за счастье такое! Но теперь можешь больше не возвращаться!
- Я не дам тебе развод, ясно? Я никогда не дам тебе развод! И Сережку не отдам! Судиться можешь, сколько влезет, если это у тебя новая игра такая, но только мне пох*й, ясно? Ты моя жена, хоть на лбу себе штампани, что развелась!
- Я все равно уеду! – голос ее зазвенел, а глаза засверкали. – И лягушонка заберу. И делай, что хочешь. Не буду жить с тобой. Не хочу и не буду! Потому что ты… бабник! Гад такой!!!
Он вскочил со стула и перегнулся через стол. От сказанного далее даже Григорьевой захотелось забиться в шкаф – даже не от слов, а от тона, которым он выплевывал слова, будто яд.
- Глухая? Я сказал, я сына не отдам! Мне, бл*дь, пох*уй, какие у тебя основания, чтобы это сделать – это мой ребенок. Хочешь разрушить нашу жизнь – имеешь право. Но его это не заденет! И запомни, Вероника, я ни перед чем не остановлюсь, ясно? Я и по-грязному играть умею. Твой страх перед Каргиным тебе цветочками покажется. Я слишком много о тебе знаю, чтобы это не использовать, если встанет вопрос о ребенке.
Он замолчал, и в комнате повисла гнетущая тишина. Ника старалась держать лицо и медленно размышляла, пустая ли это угроза, или он правда сделает то, о чем говорит. И она совсем-совсем его не знает. Конечно, не ей его упрекать. С ее стороны было слишком самоуверенно думать, что ее прошлое давно похоронено для них обоих. Но раз за разом он будет вспоминать, едва она посмеет пойти против него. Сейчас, пока лягушонок маленький, он все равно ничего не поймет. И быстро забудет. Когда подрастет – будет хуже.
Может, все правильно. Все случается именно тогда, когда должно, и теперь самое подходящее время закончить их дурацкие отношения, если единственное, что у них получается вдохновенно – это трахаться и орать друг на друга.
Ника потерла лоб, сглотнула и тоже поднялась, глядя в дальний угол переговорной.
- Хорошо. Сережа останется с тобой, Марина привезет его к тебе, - и посмотрела на Саньку. – Саша, подготовьте, пожалуйста, заявление о разводе. Как можно скорее.
Резко развернулась и пошла к двери.
- Ника, я не то… Я не... Я прошу тебя! – как-то совсем отчаянно крикнул он ей вслед, но было поздно. Сказанное уже встало между ними. Она вышла, даже не обернувшись.
Закревский рухнул назад на стул и схватился за голову. Саня медленно повернулась от двери к Ярославу. Он будто не видел ее, уткнувшись взглядом в стол.
- Мы с ней познакомились здесь, ты помнишь? – хрипло спросил он. – Она тогда к Каргину пришла… Варианты обсуждать.
- Я помню, Ярослав Сергеевич.
- И она помнит… Я скотина.
- Ну есть немного.
- И она никогда меня не простит. Такое не прощают.
- Ну… может, еще простит. И чего это вас так понесло?
Он ничего не ответил, продолжая смотреть на столешницу. Санька тихонько встала, тихонько поставила на место стул. И вышла, прикрыв за собой дверь. Негромко. Но прежде успела уловить, его едва различимое «Никаа».
В кабинет Вересова она вошла без стука.
- Слышали?
- Сейчас-то что так тихо? Они там живые? – без малейшего намека на шутку спросил Максим Олегович.
- Он не очень. Она – не знаю. Ушла. Но… зато вопрос опеки больше не стоит.
Вересов откинулся на спинку кресла.
- Вот так сразу? И как тебе это удалось, джедай?
- Не спрашивайте, - Санька обреченно махнула рукой. – У вас выпить есть?
- Все так хреново? – Вересов поднялся и подошел к шкафу, где у него всегда было несколько разных бутылок и бокалы. Плеснул в один из них виски и поставил перед Григорьевой.
- Я не себе… Ему… Я за рулем. И Медведь в кабинете…
Вересов с любопытством взглянул на Саньку, но спрашивать ничего не стал. Лишь добавил виски в бокал.
- Можно мне потом домой?
- Можно, - отпустил Макс.
Она кивнула. Взяла бокал. Отнесла в конференц-зал, где Закревский сидел, уронив голову на стол. Поставила перед ним. И, ничего не говоря, снова вышла.