Выбрать главу

Ника подалась к нему, попыталась вырвать руку, но встала как вкопанная, не мигая глядя мужу в глаза. Он притянул ее к себе еще ближе, так что стало тесно. И теперь уже их дыхания будто слились в одно. А между глазами не было даже мигающего дискотечного света - они целую вечность не видели друг друга так, как теперь. Еще мгновение, и он рывком прижал ее к себе. Теперь можно было и слышать, и чувствовать – как пульсируют друг в друге души. Он стал медленно покачиваться из стороны в сторону. И только потом она поняла, что он танцует и заставляет танцевать ее – в своих объятиях. Заслоняя ее от всего мира собой. Ника стала так же медленно раскачиваться, прижалась щекой к плечу Ярослава, обняла, сцепив пальцы. И лицо ее, расцвеченное диско-шарами, было лицом самой довольной женщины на свете.

Когда музыка на мгновение стихла, Закревский будто очнулся. Отлепил от себя Веронику и, плотоядно глядя на ее губы, тихо сказал:

- Поехали домой, а? А то я тебя сейчас в уборную потащу.

Она негромко рассмеялась и кивнула.

- Тебя подбросить? – поинтересовался Закревский у Саньки, когда они подошли за сумкой Вероники.

- Не-не-не-не-не! – замотала головой Григорьева, глядя на них глазами, полными слез умиления. – Поезжайте, я тут самаааа.

Спорить Закревский не стал. Через пару минут их в клубе уже не было. Санька счастливо улыбнулась и заказала вторую бутылку мартини. А пока ожидала ее, допила коктейль, оставленный Мариной Вересовой.

Она не очень помнила, сколько сидела вот так одна в этом чертовом клубе. Танцевать не любила и не хотела. Искать приключения на свой зад – это пройденный этап. Сколько их было, этих приключений? Нет, не так чтобы много. И никогда ничего серьезного. Почти никогда. Почти ничего. И уж точно не по-настоящему. Только раз. И все же… Так, чтобы кто-то удержал, если захочешь уйти – так не было. Хорошо или плохо? Да черт его знает! Когда гормоны Вересовой завели ее… куда там? В Ушицу?.. Вересов рванул туда за ней. Когда гормоны Закревской толкнули ее на самый нелепый развод в карьере Саньки, Закревский превратился в дикого зверя, готового охранять свой брак.

Когда она сказала, что не хочет замуж, ее отпустили. Без лишних уговоров. Нет, конечно, никаких гормонов, кроме как половозрелых, у нее не было. И, наверное, она бы даже возражала, если бы настаивали, но какого ж черта отпустили так сразу? А потом сказали просто: «Привет, Алекс!» И начали дружить. Нахрена ей его дружба?

Саньке принесли вторую бутылку мартини, и она опрокинула в себя неизвестно какой по счету бокал. В ее мозгу настойчиво ворочалась мысль о том, что, в общем-то, можно бы и спросить. Того, кто точно должен знать ответ. Закусывая оливкой, Санька перебирала контакты в телефоне. Перебирать было не так долго. Сашка был первым в списке избранных. Несколько секунд она смотрела на три слова, определявшие его вот уже три года. «Саша Сосед Авто». Нелепица какая. Быстро исправила на два слова «Мой Саша» (которые на трезвую голову оказались «Мойц Саша»). А потом нажала вызов.

- Алло! Сааааш! Алло! – крикнула она в трубку, едва он принял звонок.

Валяясь на диване, Радкевич читал что-то про шпионов, параллельно размышляя о том, что это нашло на Саньку. Читать и размышлять одновременно выходило плохо, он отбросил книгу и сел.

Включил телевизор, попереключал каналы – нифига интересного. Интересно было, почему Санька его послала. Выключив телевизор, ушел на кухню. Сделал пару бутербродов, нагрел чаю. И уставился в окно. В Санькиной квартире было темно. Где можно пропадать так поздно?

Словно на его мысли телефон отозвался Санькиной мелодией. Така, як ти… Ее любимая песня…

Он схватил трубку и прислушался к ее голосу и грохоту музыки. И где ее черти носят?

- Привет, Алекс!

- Ааааа! Не спишь? – раздался в трубке ее крик, едва перекрывающий грохочущий клубняк.

- Еще нет.

- С медичкой в шаааашки играете? – звонко засмеялась она.

- Ты где?

- В клубе. Слушай, а серьезно! Тебя это все еще не задолбало, а?

- Что именно?

- Да все! Ладно, спокойной ночи.

- Клуб какой? – спросил Сашка.

- Карибский. И даа, я пьяная. И вторая бутылка стоит.

- Я понял.

Когда Сашка нашел ее в клубе, вторая бутылка уже не стояла. Не стояла и Санька. И даже не сидела. Она лежала, уронив голову на стол и, кажется, дремала.

- Картина маслом, - буркнул Сашка и попытался ее разбудить. – Алекс! Домой поехали!

Санька открыла глаза. Взгляд был мутный, но при виде Радкевича чуть разъяснился. Она приподнялась на локте и устроила голову на кулаке.

- Примчался все-таки, - хохотнула Санька. – И что дома не сиделось?

- Просто не сиделось. Поехали!

- Не хочу, - она капризно поджала губы. – Выпить с тобой хочу. Почему мы никогда не пьем с тобой, а? Ну вот так, по-настоящему?

- В другой раз, - ответил Сашка.

- Не хочу в другой раз, - вдруг разозлилась она, и в ее пьяных глазах мелькнули слезы – на мгновение, она тут же надела очки, валявшиеся возле нее на столе. – Ничего не хочу, понял? Говно – твоя дружба, понял?

- Да понял, понял, - усмехнулся Сашка. – Это все?

Некоторое время она смотрела на него, слушая шум из колонок и почти не понимая, что этот шум значит. Потом разлепила губы, сейчас пересохшие и горячие. И проговорила:

- Не все.

Он сел рядом и заинтересованно уставился на нее.

- Я Закрееееевских помирила, - сообщила она.

- Ты – молодец! Поехали домой?

- Ни черта не молодец. Я их помирила, а в своей жизни порядок навести не могу. Я же тебе позвонила – знаешь почему? У меня твой номер раньше маминого высвечивается, понял? Иначе хреен… Черт, Сашк, мне все-таки мало, надо еще выпить.

- Угу, дома догонишься.

Сашка встал, поднял со стула Саньку и потащил к выходу. А она вдруг успокоилась в его руках, чувствуя единственное непреодолимое желание устроить свою голову на его плече. Ну и что, что только пока он дотащит ее до машины и погрузит на сиденье. Что за глупая ответственность заставляет его лететь через весь город, чтобы забрать ее черт знает откуда и от греха подальше увезти домой? В теперь уже родном салоне Кашкая она откинула свою невменяемо пьяную голову на спинку сиденья и тихо сказала:

- У меня мужика почти год не было, представляешь?

- Смутно, - ответил Сашка, глядя на дорогу.

Больше они не говорили. До самой его квартиры, где он все же поинтересовался: