В эту ночь тысячи паломников собрались в Хадире, чтобы присутствовать на провозглашении Омара своим духовным лидером. Они пришли сюда с берегов Белого Нила, Конго и холмов Красного моря. Они пришли пешком или прибыли на верблюдах, совершив неблизкий переход с плато Дарфур и Эфиопского нагорья. Здесь было семь племен земледельцев, приехавших сюда со склонов вулкана Джабал-Маррах со всеми своими женами, детьми и домашними животными. Из современных больших городов и отдаленных деревень паломники добирались в Хадир по железной дороге. Все они говорили на разных языках и жили, придерживаясь разных традиций. Внешне они мало походили друг на друга. Более разнородную нацию трудно представить себе и найти во всем мире. Но всех их объединяла вера в Спасителя.
За пределами города каждое племя разбило небольшой лагерь, состоявший из нескольких шатров, расположенных вокруг общего костра. Некоторые шатры были особенно красиво и искусно отделаны, напоминая о тех временах, когда Суданом правили воинственные шейхи.
В город стекались дервиши, в том числе Тарак, Сарак, Барак и Ральф, одетые так же, как остальные паломники. Ральф с любопытством озирался по сторонам, разглядывая толпу, монотонно и нараспев повторяющую молитвы. Проходя мимо охранников Омара, Ральф прикрыл лицо свободно болтавшимся концом своего тюрбана, боясь быть узнанным. Он не желал попасться в тот момент, когда вплотную приблизился к алмазу. Минуя арку, которая вела во дворец, он обратил внимание, что солдаты распределяли между собой оружие. И, возможно, впервые за все время, это заставило Ральфа призадуматься о том, что же действительно представляет собой этот алмаз.
Он видел изумруд «Эль-Корасон» и даже держал его в руках, но этот — он еще раз посмотрел на автоматические винтовки — должен быть величиной с целую тарелку! Или с огромный рубин. А, может быть, — не меньше автомобильной фары?! Ральф чуть не задохнулся от волнения. Если это действительно так, то ему придется изрядно попотеть, чтобы заполучить камень.
Войдя в храм, Тарак резко остановился, и Ральф чуть не сбил его с ног. Дервиш посмотрел на него сверху вниз и погрозил пальцем.
Ральф прикинул, что в храме собралось более пяти тысяч свирепого вида воинов, которые стояли, повернувшись лицом к огромной сцене, возведенной между разрушающимися колоннами и пыльными развалинами — свидетельствами исчезнувших цивилизаций. Над их головами висело гигантское изображение регалий Омара. Ральф нахмурился. Он и не подозревал, что у Омара было просто воспаленное самолюбие. У него даже руки зачесались от желания немного сбить с того спесь.
По мере того как солнце все ниже опускалось за горы и догорали его последние лучи, в толпе нарастало напряжение. Паломники пустились в ожесточенные споры и перебранку, грозившую перерасти в потасовку. Мужчины подняли оружие, потрясая им над головами и демонстрируя этим свою силу. Юноши то и дело подбрасывали кинжалы, жонглируя и бравируя своим мастерством в желании запугать противников.
Несмотря на то, что всех этих людей объединяла мечта о Спасителе, азарт и ожесточенность минувших войн, многие годы вражды и недоверия сделали их очень воинственными.
Взошла луна и осветила зеленовато-серебристым светом высокую стену храма, на которой работали двое мужчин.
Один из них, одетый в бурнус, достал бинокль и навел его на колыхавшуюся внизу толпу. Другой посмотрел на часы и нервно затопал ногой.
Первый мужчина отложил в сторону бинокль, задрал бурнус, сунул руку в карман комбинезона и достал пачку сигарет и зажигалку.
Прикурив, Дж. Т, глубоко затянулся и еще раз проверил провода, лежавшие у ног. Бросив последний взгляд на луну, они с Коултом поспешили скрыться из виду.
По многочисленным проходам сырого, мрачного подземелья храма шныряли крысы, постоянно занятые поисками добычи.
Черноту кромешной тьмы, царившей здесь, нарушило появление желтого огненного шара. Освещая крыс и останки узников минувших столетий, для которых эти катакомбы стали могилой, в подземелье поспешно вошел Рашид с факелом в руках. Он направился к камере, в которой находились американцы.
Джоан смотрела на веревку, которой были связаны ее руки, морщась от удушливого, гнилостного запаха, накопившегося здесь, по всей видимости, не менее чем за пять тысяч лет. Руки, вытянутые над головой, крепились к потолочной балке. Веревка глубоко врезалась в кожу, причиняя жгучую боль. Джоан старалась не шевелиться, но всякий раз, когда очередная крыса с красными глазами начинала обнюхивать ее ноги, непроизвольно вздрагивала.
При свете факела, укрепленного в стене, Джоан сумела разглядеть, что балка, к которой их привязали, достаточно крепкая, поэтому нечего надеяться, что она сломается. Она посмотрела на Джека, который висел рядом.
Джек следил за крысой размером с котенка, крадущейся к ним. Он тщетно сражался со своей веревкой, пытаясь развязать или ослабить ее, но лишь порезал кожу на руках. Не имея никакого оружия, Джек плюнул в крысу и попал точно в цель. Тварь поспешно скрылась.
Джоан была подавлена и испугана. Все произошло исключительно по ее вине. Она погубила и себя, и мужчин, а всего этого могло бы не случиться. В который раз она упрекала себя за то, что поддалась льстивым похвалам Омара, который воспользовался ее минутной слабостью, порожденной сомнениями в любви Джека. Омар сыграл на ее тщеславии, заставив поверить, что она может стать журналистом. Ей, конечно же, не следовало так уничижительно относиться к своему писательскому труду. Она хорошо знала дело, преуспевала в нем, поэтому не стоило ничего менять и пробовать себя на новом поприще. За свою жизнь она совершила немало ошибок, но никогда не сможет простить себе, что подвергла Джека (в этот момент она стукнула крысу, которая пыталась схватить ее за ногу) смертельной опасности.
Джоан посмотрела в его глаза, светящиеся любовью. Чего бы она только ни отдала сейчас, чтобы обнять его, утешить и вновь почувствовать себя сильной. Джоан попыталась улыбнуться.
— Вот тебе и Греция, — проговорила она сквозь слезы. — Прости меня.
— Не надо. Ты приехала сюда, чтобы описать происходящие события, и чуть было не изменила историю этой страны.
Железная решетка, загораживающая вход в камеру, медленно открылась. Вошел Рашид; в свете факелов его уродливый шрам казался багровым. Под злобным взглядом Джоан содрогнулась.
— Простите, — сказал Джек, — с кем можно обсудить вопрос нашего комфорта?
Рашид оставил его вопрос без внимания и забрался на площадку, расположенную над их головами. Джоан изогнулась, пытаясь увидеть, что он делает, но было слишком темно. Ей хотелось думать, что он развязывает веревки.
— Что он делает?
В камеру вошел Омар, и вместе с ним ворвался могильный холод. На его губах играла зловещая усмешка. Теперь Джоан казалось совершенно невероятным, что этого чудовищного человека, скорее походившего на умалишенного, она когда-то считала красивым. Теперь, узнав его получше, она видела, что скулы у него слишком высоки и это придает ему зловещий вид, что улыбка — слишком натянута, и глаза не черные, а налитые кровью и потемневшие от ненависти к людям. Он был воплощением дьявола.
— Рашид смачивает веревку господина Коултона овечьей кровью. Этот запах очень любят обитатели подземелья.
Джоан ужаснули его слова, убивающие всякую надежду на спасение.
Отовсюду доносился отвратительный звук жующих челюстей. Слышался писк крыс, которые дружно устремились по всем проходам к камере.
— Крысы… — произнес Джек, глядя на Джоан.
— Они съедят веревку и…
Омар саркастически улыбнулся Джоан, наслаждаясь безвыходностью ее положения. Он нагнулся к полу, раскидал ногой гравий и сдвинул деревянную крышку. Джоан посмотрела вниз и увидела под собой черную зияющую пропасть. Затаив дыхание, она следила за Омаром, который поднял камень и бросил его в яму. Все ждали, когда он упадет, ждали целую минуту, а камень все летел. Джоан посмотрела на Джека, который по-прежнему вел себя так, словно ему на все наплевать. Он хмыкнул, выражая таким образом свое явное пренебрежение.