Сигги, по устоявшейся уже традиции, проводил её до гостевой комнаты. Валька открыла дверь и сказала:
— Спокойной ночи.
— И ты веришь, что эта ночь будет для меня спокойной? — услышала она в ответ.
Обернувшись, Валька обожглась о взгляд хозяина фермы. До сих пор она и не предполагала, что самое жгучее пламя — серого цвета. Веки её, не выдержав натиска этого пламени, опустились, но Валька продолжала смотреть на Сигги широко закрытыми глазами и уже было полуоткрыла рот, чтобы, наконец, что-то ему ответить, но губы, теплые и немного шершавые от суровых ласк солёного ветра, не дали ей такой возможности.
Валька не знала, как долго длился этот поцелуй, но к его завершению, когда у обоих в груди не осталось воздуха, её ноги предательски обмякли, она поднялась на цыпочки и обвила руками шею Сигги. Поцелуй возобновился.
Оказалось, что, несмотря на широкие плечи и длинные ноги Сигги, кровать действительно весьма удобна для двоих.
Вся нордическая сдержанность Сигги ещё на подходе к этой кровати удивительным образом куда-то резко пропала. Валька в свои двадцать четыре года давно уже не была «девочкой-цветочком», за три года с Тоомасом она, по идее, должна была понять, что такое женщина, и что такое мужчина. Выяснилось, что ни черта она не поняла. Она и себя самоё-то не знала, оказывается.
Быть может, оттого, что в эту ночь сливались не только тела, но и души, обоих возносило в такие бездонные выси, из которых, казалось бы, нет возврата в этот бренный мир. Но они возвращались. Лишь для того, чтобы вознестись вновь. И когда Валька уже под утро забылась в объятиях не только Сигги, но и Морфея, на краешке её сознания, пребывавшего в полной прострации, робко трепыхнулась мысль: «Я его нашла, чтобы потерять?»
[1] Сигги, фактически, процитировал фрагмент из «Книги о занятии земли» (Landnámabók)
[2] Современная исландская форма имени Торвард (суффикс
-юр именительного падежа как бы восстанавливает суффикс
-R, существовавший в древнескандинавском языке). Однако при формирования отчества этот суффикс отпадает: Торвардюр, но Торвардссон.
[3] Древо щита – воин
[4] Пляска древ щита – битва
[5] Пламя рук – золото
[6] Лёд ладоней – серебро
[7] Огонь Эгира – золото
[8] Ивы огня Эгира – женщины
[9] Стали ясеня - мужчины, воины
[10] Соли звери - корабли
[11] Солнце струга - щит
День пятый
А наутро, проснувшись, как с тяжкого сна,
Валя в смутной тревоге… С чего бы она?
За окном вроде ярко пылает заря.
На часах семь утра. Солнце греет поля?
Вроде в это вот время уже белый день.
Сотрясается твердь, жуть вцепилась сильней.
Валя смотрит вокруг, на закрытую дверь…
И мужчина, что рядом, проснулся теперь.
И, взглянув за окно, не кивнув даже ей,
Он собрался и вышел, окликнул людей.
А потом уж сказал между делом: «Скорей».
Собирали овец… как-то мрачно притом,
Хоть и споро весьма. Он сказал, что по чём.
В двух словах — обо всём.
Никогда не стихает огонь под землёй,
Никогда не смолкает, как ветер, не тает.
Но бушующий ветер и пламя рекой,
Кто видал, никогда не сравняет.
Страшен поля пожар, всяк опасен огонь…
Но земля, вот сама она, только лишь слой,
Только тонкая грань, эфемерный покой.
Вскоре Сигги прослушал анонс новостей.
Обещали, что лава минует теперь.
Устремится на юг, может трубы задеть,
Без горячей воды… С электричеством ведь!
Лето кстати,и трубам с холодной водой
Тоже выстоять должно, хороший настрой.
Да, тревожно, но справиться можно с бедой.
Целый деньим алели вдали небеса
Прямо также и ярче, чем было с утра.
Вале было так страшно… «Поедем туда!»
И поехали глянуть, как лава текла.
А потом он спросил: «Тебе страшно ещё?»
Валя только кивнула, он обнял её,
И огонь его взгляда ожёг бытиё.
Был пронзительней страха пылающий взгляд.
Ветер, море, огонь — ей пригрезились в ряд.
И над горной грядой, над зелёной травой,
Над огнем, что всё лился своей чередой,
В вечной пляске борьбы и единства представ,
Жизнь и смерть отступили, ей вечность отдав.
И она отзывалась, единство признав.