ГОЛУБАЯ МЕЧТА
Говорят, если у вас родилась девочка, подвяжите оде-яльце розовой ленточкой.
Если же одеяльце подвязано голубой ленточкой, по-здравляем, папаша, у вас мальчик!
С тех пор, наверное, с самых пеленок так и повелось: коли речь о розочках-цветочках, розовой мечте, о розовых снах, — это девчоночье; а все, что связано с голубым, — будь то сны, мечты или небо, — самой природой уготовано принадлежать мальчикам.
В наше раскрепощенно-перестрелочное время некото-рые цвета приобрели разные намекательные оттенки, но мы оставим их на совести тех, кого они, эти в разные сто-роны ориентированные оттенки волнуют. Нам же все рав-но, какого цвета у вас кожа на животе или пониже спины, имеется в виду на пятках, есть у вас пупок или уже стерся, и сколько языков, включая обязательный матерный, вы знаете.
В шестнадцать лет у Васьки впервые появился видео-магнитофон. Конечно, поздновато, скажете вы. Но не за-бывайте, на какие годы, я имею в виду политическую со-ставляющую, приходилось военное детство ребенка! Я первый раз увидел видеомагнитофон вообще через стекло витрины магазина, с улицы — в магазин без валюты не пус-кали! — в неполные сорок лет! Во как. И ничего, и живой. Пока.
С тех пор Васька регулярно любил смотреть один и тот же сон. Сон, как правило, являлся не каждую ночь, а толь-ко в те из ночей, когда у ребенка возникала эрекция. Но это еще не все, потому как в таком серьезном возрасте эрекция, как пионер на стреме, всегда готова, она должна была закончиться поллюцией. И вот тут-то включался за-ветный сон.
Небольшой необитаемый остров, где-то в теплом море-океане, густо заросший всякими деревьями, вкусно обве-шенными финиками и фантиками вперемежку с толстыми ленивыми попугаями и веселыми игривыми обезьянами. Вдоль всего побережья широкая полоса песчаного пляжа, — а песочек теплый, игристый, по ножкам нежно струится, кожу пощекотывает, на зубках поскрипывает!
А еще! Автострада, достойная Формулы-1. Ее совер-шенно специально построили для крутых автогонок. А по-том строители уехали за бензином для бензопилы, или за пивом для прораба. Ну, одним словом, в обеденный пере-рыв отлучились на недельку, всем трудовым коллективом дружно и по-товарищески ушли в традиционный проле-тарский запой. На обратной дороге обнаружили, что где-то потеряли карту или по недогляду пропили еённую, а сами были в таком состоянии, что напрочь забыли, где теперь этот остров плавает. Помнят, что в стороне, помнят, что, когда плыли, солнце в глаз светило. Значит, когда возвра-щаться, солнце должно было светить в жизненно важный другой глаз. А в какой из двух разных, и в котором часу глазом к солнцу поворачиваться, тут хоть убей, хоть глаз на одно место натяни — ну ни в зуб ногой, ни обухом через коромысло.
А остров, он чего, он в море-океане университетов не кончал, он же дикий! Остров не шибко хотел из всегда не-обитаемого многими людьми и громко рычащими болида-ми ведущих автопроизводителей мира, превращаться в пристанище большого шума, гама и бизнеса с рекламой кариеса, которого все очень боятся, хотя и не знают лично. Под покровом ночи он тихонько снялся с якоря и пере-плыл на новое место. Сильно подальше от старого, и даже через экватор наискосок ниже траектории акватории мор-ского пути кочующих селедок в сезон массового увлечения амазонками и медузами, которые хороши в холодном пиве, если их не солить, а только промокнуть ласты салфеткой.
Так, сбежав от пугающих прелестей современной циви-лизации, остров незаметно остался необитаемым, точнее: остался незаметным и необитаемым. А Ваське он просто приснился, потом взял и понравился, и они стали жить вместе.
Вдвоем.
Остров и Васька.
Сначала парень купался в море, привязав себя к бревну — плавать даже во сне у него не шибко получалось. В пере-рывах осваивал сложную гоночную трассу. Но так как бо-лид нужной модели ему еще не приснился, трассу он ос-ваивал всеми двумя своими неснашиваемыми босиком но-гами. Каждый день два раза, потом утром и обязательно вечером. Не пропадать же хорошей дороге. Если ее не топ-тать каждодневно, на ней всякая неорганизованная трава заведется. А траве что? Траве дальше расти захочется, не успеешь оглянуться, всю трассу отменят, полем для игры в гольф переименуют. Где он еще такой другой остров най-дет? Они даже во сне на дороге пачками не валяются.
Васька все равно когда-то устал бы сильно бегать, а по-том еще и пыль с трассы сметать, и от попугаев отмахи-ваться, — они придумали забаву: пилота Формулы 1 с воз-духа бомбами собственного воспроизводства прицельно закидывать! А обезьяны специально под ногами вертелись и палки в колеса толкали. Роль колес выполняли Васькины босые, а в роли палок все, что под руки в лапы попадалось. Он и подумал — без машины кранты, или бомбой глаз вы-бьют, или бегать будет на гипсе. Тогда ему, наконец, при-снился болид, к болиду цистерна бензина и бочка масла; сначала сливочного, наверное, он во время сна больше ду-мал о бутерброде, чем о системе смазки автомобиля, вот и вышел казус. Ну, выждали пару снов, добились желаемого, и вот она, бочка и сразу не какой-нибудь Лукойл сарайного разлива, сразу Мобил, золотой и чистый как слеза! Хо-чешь, вместо киселя его пей, хочешь, хлебом в него на зав-трак.
Теперь за трассой следить легко. Даванул полсотни кру-гов с ветерком, пару раз на пит-стоп заскочил, заправился, колеса поменял и снова в путь. Потом подумал. А чего это я сам заправляюсь, колеса меняю? Да и эрекции с поллю-циями как-то расточительно, без пользы для народного хо-зяйства острова продолжают существовать?
И стал он сон свой дальше двигать.
Рядом с островом случайно проплывала небольшая яхта с двумя десятками путешествующих во время школьных каникул послушниц Бетюнского монастыря. Было им от 12 до 16 лет. Которые старше, может и тоже были на яхте, все таки кто на загнивающем западе отпустит в далекое путешествие девочек без присмотра старших? Но они по-чему-то не приснились. Наверное, потому, что, когда яхта потерпела кораблекрушение возле его собственного не-обитаемого никем, кроме Васьки острова, спаслись только те, которым надо было спастись. Если Васька видел, что пытается спастись монашка старше облюбованного им возраста, он ее просто не брал, отсортировывал назад в мо-ре.
Жить стало веселее.
Все послушницы, обученные грамоте, счету и хорошим манерам, правильно догадались, что своему чудесному спасению они обязаны ему, Хозяину острова, по совмести-тельству хозяину болида, цистерны с бензином, бочки масла Мобил и всех их, двадцати, которым от двенадцати до шестнадцати, и которые все как одна или уже ничего себе, или скоро будут таковыми.
Одежды мало? На острове лучше лишнего не носить. Во-первых, потому что жарко, во-вторых, вдруг вас прие-дут спасать годика через два? В чем вы перед многими людьми предстанете? В лохмотьях? Ужас! Что про вас в газетах напишут? Вы лучше аккуратненько все в шкапчик повесьте, вот вам и плечики. А кто стесняется, тот через день-другой забудет, что это такое — стеснение.
Так необитаемый никем кроме Васьки остров стал не-много обитаемым. Немного это потому, что пока еще плотность населения была не очень плотной и для созда-ния государства с рыночной экономикой совсем недоста-точной. Это, конечно, далекие планы, но, к чести нашего юного героя, в его голове они, при виде стольких сразу од-новременно прекрасных тел, все-таки зашевелились.
Ночью на острове привычно кричали ночные птицы, рычали совершенно дикие и невоспитанные хищные звери, электричество еще не работало, а входные двери ночного шалаша не закрывались на запор. Некоторым новым жите-лям острова захотелось очень сильно испугаться, и от это-го самого страха захотелось прижаться к чьей-нибудь чу-жой, уже спасавшей их, груди. Желающих прижаться было всего двадцать, а грудь для этого всего одна.
Первую ночь Васька спал, облепленный телами, как матка пчел во время выхода роя. Рук, обнимающих его, было так много, что он в темноте не понял, которая из всей кучи стала для него в эту ночь самой близкой. Но понял другое — один раз пустив послушниц на свой остров, он не только скрасил ими свою одинокую жизнь, он принял на себя ответственность за то, чтобы и ночью и днем им не было, во-первых, страшно, во-вторых, скучно, в-третьих, завидно.