Три сходных варианта сюжета находим мы в древнегреческой мифологии, уже в достаточно ранний период ставших достоянием литературы.
Во-первых, это история Пелея и Астидамии, жены Акаста. Аполлодор[8], опирающийся на более ранние источники, рассказывает, что молодая женщина послала Пелею «любовное предложение». Но так как соблазнить его Астидамии не удалось, она сообщила жене Пелея, будто он собирается жениться на одной из дочерей Акаста от другого брака. Жена Пелея поверила клевете и повесилась. Но Астидамия оклеветала Пелея и перед Акастом: она пожаловалась мужу, что Пелей пытался ее соблазнить. Акает, правда, не захотел убивать Пелея, но во время охоты спрятал его меч и тем обрек его на гибель, которой тот избежал лишь случайно.
Во-вторых, это один из эпизодов мифа о Беллерофонте. Древний мифограф[9] рассказывает, как прибывший к Пройту (Прету) для очищения от скверны братоубийства Беллерофонт, сын коринфского царя Главка, невольно внушил страсть жене Пройта Сфенебее, которая открылась ему, не встретила ответного чувства и оклеветала перед мужем. Пройт решил погубить Беллерофонта и послал его к ликийскому царю Иобату, попросив последнего дать пришельцу невыполнимое поручение. Но Беллерофонт совершает невозможное и остается жив. Есть сведения, что в несохранившейся трагедии Еврипида «Сфенебея», написанной на этот сюжет, герой мстит оклеветавшей его женщине, подняв ее в воздух на крылатом коне Пегасе и сбросив затем в море.
Наконец, в-третьих, это история преступной любви царицы Федры к ее пасынку Ипполиту[10]. Именно данный сюжет (разрабатывавшийся также Еврипидом) наиболее близок к собственно «истории семи мудрецов»: ведь здесь впервые возникает мотив столкновения на любовной почве отца с сыном. Заметим также, что Федра и Ипполит погибают: юношу убивают понесшие кони его колесницы, а Федра совершает самоубийство.
В более позднее время на персидской почве возникли сказания о Сиявуше и Судабе. Имя Сиявуша встречается уже в Авесте, но сюжет о любви мачехи к пасынку получил разработку лишь при поздних Сасанидах (V—VI вв.), т. е. накануне арабского завоевания. Первоначально он, видимо, был включен в не дошедшие до нас различные «Худай-наме» («Книги о царях»), составлявшиеся на среднеперсидском языке. Сохранилась стихотворная обработка этого сюжета, сделанная Фирдоуси и вошедшая в его «Шах-наме». Сиявуш был сыном шаха Кей-Кавуса. После смерти матери Сиявуша шах взял в жены Судабу. Мачеха воспылала к юноше страстью и, будучи отвергнута, оклеветала его перед отцом. Чтобы доказать свою невиновность, Сиявуш прошел испытание огнем. Наказания мачехи у Фирдоуси нет: юноша просит отца простить неверную и коварную жену, что шах и делает. Как видим, здесь нет мотива отсрочивающих рассказов.
Теперь обратим внимание на основные структурные черты этой мифологемы, представленной столь разными памятниками. Прежде всего, инициатива в любовном сближении (которого не происходит) всегда принадлежит женщине. Последняя выглядит не только более любострастной, но и более хитроумной, с одной стороны, и мстительной — с другой (здесь не так уж важны мотивы любовного воздержания молодого человека, скажем, патриархальная почтительность Баты или сексуальная индифферентность Ипполита). Не менее знаменательно то, что, как правило, молодая жена ищет любви молодого любовника — при достаточно старом муже. Можно предположить, что указанная мифологема эволюционировала в сторону все большего обострения конфликта, все большего нагнетания трагизма. Поэтому от соперничества двух братьев, хозяина и работника, хозяина и гостя был, казалось бы, закономерен переход к соперничеству отца с сыном. Однако именно о такой эволюции сюжета мы говорить не можем: каждый из перечисленных нами его вариантов, несомненно, автономен и возник вне какой бы то ни было зависимости от других. Да и их взаимная хронологическая соотнесенность достаточно условна и установлена быть не может.
Мотив боя отца с сыном, как известно, очень характерен для архаических форм эпоса и исчезает из его более развитых форм. В эпосе у такого столкновения бывали разные мотивы; в интересующем нас сюжете, собственно, никакой борьбы и нет, нет даже любовного соперничества: молодой герой неизменно обнаруживает не столько целомудрие, сколько добропорядочность, поспешным же в своих решениях, вспыльчивым и жестокосердным обычно оказывается отец (старший брат, хозяин и т. д.). Впрочем — до того лишь момента, как ему откроется правда.
Не приходится удивляться, что указанная схема сюжета оказалась легко приложимой к легендарным биографиям некоторых прославленных исторических личностей, например Александра Македонского или императора Магадхи — Ашоки.
8
См.: