Выбрать главу
Малкид сказал: «Всяк терпеливо[114] Внемли — история правдива. В давным-давно минувший век Жил в Риме некий человек. Хоть в доме обитал чудесном, Но дом стоял в проулке тесном — Его расширить он не мог: Средств не имел и на залог.

Без тяжб достаться в фут площадка Могла б ему, дай два десятка Он марок — не было сребра, 2120 Однако, средь его добра. По недостатку места, с толком Вверх дом был вытянут: к светелкам Вели ступени; залу, пол Настлав, под своды он подвел. Сей горожанин по манерам Был куртуазности примером И, пожелав иметь подругу, В своем краю нашел супругу. Глупец, кто знатную берет, Когда его бесславен род: Ведь униженья от родни Высокой ждут его одни. Не смей себя считать он правым И жениным мешать забавам, Шпыняют все его, грозясь Чуть что убить и бросить в грязь.
У дамы друг завелся милый, Красой отмеченный и силой. И сделала однажды вид 2140 Она, что хвора, что тошнит. Заткнула рот рукой: приемы Изменщиц низких ей знакомы. Стараясь охать достоверней, Затихла только пред вечерней И, хитрости полна и зла, С супругом рядом спать легла. Лишь опустилась на кровать, Как стал жену он растирать И греть, накинул покрывала, Она ж порывисто вздыхала. И утешал, и тело нежно Ей тер, но вскоре безмятежно Уснул супруг и ни гугу — Устал: ведь день был на торгу. Хоть и таясь, вскочила прытко Она; застегнута накидка; Дверь распахнула — и бегом! Друг сторожил снаружи дом. Увидел, сжал в объятьях туго: 2160 „Добро пожаловать, подруга!“[115] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вдруг пробудился муж от сна. Больной жены не обнаружа, Вскочил, схватился за оружье; Сойдя, нашел открытой дверь И понял план их лишь теперь. Сам он не смел сквитаться с ними: Творилось правосудье в Риме, И счесться ты не мог с другим, Покуда равными судим Не будет тот. Прибегнул к мере Единственной он: запер двери Изнутрь и так стал у окна, Чтоб улица была видна. У римлян же вошло в обычай — Не замечая ни отличий, Ни рода, ни заслуг персон, Коль в одиночестве — как звон Набата отзвучит — средь улиц 2180 Брели (а дам, что завернулись В плащи, коль будет меньше трех), В ночи захваченных врасплох, На суд общины влечь — и трости Ломать об их назавтра кости. Числом три сотни, сторожа Ходили, меч в руке держа, Для поддержания порядка По Риму. Пойманным несладко Бывало, ибо безрассудный Гуляка, улицей безлюдной Шагавший, был для них, как дичь: Найти старались и настичь. Могли и придушить злодеи, И голову отсечь от шеи. Поверьте мне, когда так лют Обычай, в нем начало смут.
Ни трусом не был, ни глупцом Хозяин, хоть и запер дом. Вернувшись, дверь толкнула дама: 2200 Закрыта. Убоявшись срама При осмеянии публичном, Коль в виде неблагоприличном Ее застигли б, молвит: „Сир, Зачем нарушили вы мир Меж нас? Дотроньтесь до засова, Откройте дверь, прильните снова Ко мне. Мой не прошел недуг, Стерпеть не может сердце мук“. — „Э, нет, — он молвит, — в дом ни шагу! И с вами я в постель не лягу. Презрен будь тот — кто б ни был он, — Кто верит слову подлых жен. Мне ясно все, обман прозрачен, Давно я вами одурачен“. — „Ах, — та в ответ, — любезный друг, Ваш гнев напрасен. Из порук И клятв, пусть их не лицемеры Давали, чтоб добиться веры Скорей, моя правдивей всех: 2220 Я вышла вовсе не на грех, Но в ночи ясные такие, Бог мне свидетель, сын Марии, Бродить приятно в тишине. Умерьте нелюбовь ко мне.
От перекрестка звуки рога Доносятся, еще немного — И будет здесь дозор: убьют, Едва заметят, прямо тут, Не медля. Завтра ж за меня Вам отомстит моя родня“. — „А все ж, — он молвит, — в дом ни шагу! И с вами я в постель не лягу“. Поняв, что внутрь ей не войти И к примиренью нет пути, Вмиг предалась коварным планам Она, чтоб взять его обманом. И обратилась вновь, вложив Всю душу в горестный призыв: „Судья мне бог, что спас Лонгина,[116] 2240 Вы, вы всего первопричина, Я ваша плоть и кровь, мой друг, Произведенье ваших рук. Теперь мне надо вас покинуть, Что значит — умереть и сгинуть. Колодец вижу — решено: Бросаюсь и иду на дно. Уж лучше прыгнуть в глубь колодца, Чем век с людской хулой бороться“.
вернуться

114

Всяк терпеливо... — Этот рассказ третьего мудреца (Puteus) есть в западных версиях «истории семи мудрецов». Оттуда отдельные мотивы этого рассказа перешли во французские фаблио, в новеллистику эпохи Возрождения, были использованы Мольером («Жорж Данден») и т. д. В Индии этот сюжет разработан в 16-м рассказе «Шукасаптати».

вернуться

115

Добро пожаловать, подруга! — Далее в рукописи пропуск. Прозаическая переработка продолжает: «И когда остались они одни, то стали обниматься и целоваться и совершили все к своему удовольствию».

вернуться

116

Лонгин — легендарный персонаж, сотник, пронзивший копьем бок распятого Иисуса Христа. В канонических книгах Нового Завета его имя не названо.