117
118
119
120
121
И, отойдя, как если б Лис[117]
Ей дал совет, столкнула вниз,
В колодец камень неподъемный.
Раздался — столь он был огромный —
Паденья тела в воду звук.
Решает в ужасе супруг,
Что это дама и придется
Ее искать на дне колодца:
„О сколь мой жребий злополучен!
Жена погибла. Я проучен
Жестоко, тяжче нет потерь“.
2260 Он вниз сбежал и отпер дверь.
Наружу будучи открытой,
Дверь послужила ей защитой:
Из дому он, она — под кров
И вмиг закрылась на засов.
Поднявшись, встала у окна,
Чтоб улица была видна.
В колодец, не тая испуга,
Глядит он: „Милая подруга,
Подайте руку. Где же вы?
Мне мука думать, что мертвы“.
— „Я в доме, вы ж, болван болваном,
Кричите. Я взяла обманом.
Теперь средь улиц от угроз
Шарахайтесь в ночи, как пес“.
— „Эге, как сердце в вас, сестрица,
Успело вдруг перемениться!
То вижу пылкую приязнь,
То отправляете на казнь:
Ведь если здесь меня застанут,
2280 На шее враз петлю затянут.
Нет, покажите, отперев
Мне дверь, что мой простили гнев“.
Но молвит дама: „В дом ни шагу!
Вовек я к вам в постель не лягу“.
И начала в безумном раже
Кричать, чтобы явились стражи.
Дозорные примчались вмиг
Туда, откуда несся крик.
Хозяин, потерявший кров,
Немедля спрошен: „Кто таков?“
Им из светелки дама, тонок
Чей план был, молвит: „Сей подонок —
Мой муж. Из моего добра
Привык, шатаясь до утра,
Шлюх одарять. Урон немерян.
Увы, он слишком мне неверен“.
Но честный малый был любим
В округе, все дружили с ним.
— „Жить, — молвил старший, — бога ради,
2300 Не лгущего вовек, вы в ладе
Должны. Избавьте от позора,
Примите вашего сеньора.
Бесчестье и презренье ждут
Его, коль попадет он в суд.
Нарушим лучше мы присягу,
Чем бить плетьми дадим беднягу.
Сеньор нуждается в защите,
Откройте дверь и в дом пустите“.
— „Ах, подлый! Бог противостой
Тебе и Герман с ним святой!
Терпеть не стану больше, хватит.
Теперь он мне за все заплатит,
Все расскажу суду, храни
Нас бог и с ним святой Дени“.
И вот, оболган и охаян,
Был стражей уведен хозяин.
Доставлен в суд, а от суда
Общины, как всегда, беда:
Судили равные, чьи взгляды
2320 Столь строги, что не жди пощады.
Назавтра палками был бит
Средь улиц: сердце, от обид
И мук — отчаянья и гнева
Исполнясь, выпало из чрева.
Вот так-то, сир. Спаси нас боже,
Вовек не лгущий, от того же.
Всевластного владыку чтя,
Не дайте погубить дитя.
Поверьте: как чадоубийца
Еще вы будете казниться.
Ведь чадо оживить свое
Вам не удастся — как в жилье
Не мог войти его хозяин
И вот, до смерти был измаян».
— «Клянусь Гервасием святым, —
Тот рек, — пребудет невредим
Сын — и отпущен вашей ради
Любви и просьбы о пощаде».
Итак, Малкид, как и Бансилл
2340 С Авзиром, не вотще просил.
Три прожил отрок куртуазный
Дня из семи с их безотказной
Подмогой. Четырем пройти
Осталось, боже защити.
Король в своем покое спальном
Раздумьям предался печальным,
А встав, пошел на службу в храм
Он, как обычно по утрам.
Но королева шагом скорым
Его догнала и с напором
Речь тотчас повела, тесня:
«Сир, вновь послушайте меня.
Судья вам Николай-святитель[118] —
Вы праздник дураков[119] не чтите ль?»
Тот: «Нет, клянусь святым Дени», —
А сам возьми и хохотни.
— «Что ж, будет рассказать уместно
Все, что про праздник мне известно.
Держать в осаде семерым[120]
2360 Языческим владыкам Рим
Случилось раз. По их будь воле,
Сожгли б и сели на престоле
Петра святого: папа б стал
Рабом и каждый кардинал.
Совет о том, как быть, община
Держала с соблюденьем чина,
И знатный муж, что стар весьма
Был — и глубокого ума,
Рек: „Слушайте, святого ради
Аманта, план мой. Мы в осаде,
Но супротив семи владык
Поганых, чей нас гнев настиг,
Семь мудрецов высокородных
Пошлем, на случай сей пригодных.