К утру им скроен и раскрашен
Так, чтоб на вид весьма был страшен,
Кафтан. Искусно завиты
В гирлянду беличьи хвосты,
Числом за тысячу: и ровным
Плетенье вышло, и бесшовным.
Так слеплены черты двух харь,
Что ужаснешься: ну и тварь —
Форм и размеров небывалых;
Два языка свисают алых.
Над всем же — зеркало, чья гладь
Должна на солнце засверкать.
И весь наряд в одной из спален
2420 С зарей на мудреца напялен.
На верх Крестовой Башни[122] в нем
Он всходит, хоть тяжел подъем, —
Взяв три меча, сплошь рукояти
Которых в каменье и злате,
Пред сарацинами мудрец
Предстал, поднявшись на зубец,
И принялся стучать мечами
Так, что из них летело пламя.
Один язычник молвил: „В ночь
К ним бог сошел с небес — помочь
В сем мире своему народу.
Счастливым нашему походу
Не быть!“ Представшее их взгляду
Вмиг снять заставило осаду.
Всё в страхе бросили, стремглав,
Как ветром сдунуты, бежав.
Из Рима выйдя, те в запале
Догнали их, поубивали
И нанесли немало ран,
2440 И поживились, грабя стан.
Сир, вы того ж, заверить смею,
Добьетесь мягкостью своею.
Вы сделали, как будто в мяч
Играя, много передач.
Поймать, чтоб бросить без оглядки
Партнерам, ждущим на площадке, —
Не дурь ли? Что за блажь — предмет,
Держа, кидать и мчаться вслед!
У вас уже вошло в привычку,
Коль сын задет стрелою, стычку
Под поднятый от боли вой
Кончать немедля мировой».
Та, что стройна и белокура,
Весь мир обманет, коль не дура.
Ум дамы — Лисову сродни,
Бог и святой Медард[123] казни
Ее: семь мудрецов с ней в схватке
Бессильны, доводы их шатки.
Вскочил король, не захотев
2460 Отнюдь шутить, но впавши в гнев.
— «Бегите к сыну! — крикнул страже. —
Иду за вами я туда же».
К инфанту вновь бежит отряд,
Вновь смертным страхом он объят.
Но к месту скачет в это время
Лентул. С коня сойдя пред всеми,
Взор короля спешит привлечь
Поклоном и заводит речь:
«Я против просьб, но в честь Омера[124]
Святого пусть, пока примера
Из жизни земляков моих
Не расскажу я, передых
Получит сын. Пусть стражи станут
И взад-вперед его не тянут».
И тотчас строй замедлил ход
И стал: ни взад и ни вперед.
«Мне, — начал старец, — терпеливо[125]
Внемлите: повесть, сир, правдива.
Жил некий некогда вассал:
2480 Честь и богатство он стяжал,
Супругу из высокородных
Нашел, и качеств превосходных.
Да вот несчастье: двадцать лет
Живут, наследника же нет.
Жена скончалась. Перерыва
Не сделав, хоть кудерь уж сива,
Другую, чтоб продолжить род,
Из знатной он семьи берет:
И чтит ее, и любит нежно —
Она же с ним была небрежна.
Как праздник годовой — прием
Вассал устраивал, на нем
Гость, благородно чье занятье,
Хоть горожанин, хоть из знати,
Знатней хозяина бывал —
Радушьем всех пленял вассал.
Но, встретясь с матерью в отцовом
Дому однажды, дама словом
С ней перекинулась: „Стыда
2500 Не оберусь. Я молода,
Дитя, а муж мой — старец сивый.
Повсюду слышу смех глумливый.
Умри он, я была бы рада,
Одна мне от него услада —
Есть в чем ходить и что надеть,
Да на столе питье и снедь.
Пускай он всеми здесь ценим,
Но, хоть не видел равных Рим,
Не склонен ни к какой забаве,
И невзлюбить его я вправе.
И пусть не ждет, что на досуге
Не позабочусь я о друге“.
Мать ей в ответ: „Помилуй, дочь.
Благоволи мне бог помочь,
Задуман план тобой негожий,
Но уповай на промысл божий.
Пятнать высокородным дамам
Супругов не пристало срамом,
И делать не тебе почин,
2520 Спаси нас бог, Мариин сын“.
Та молвит, сдерживая еле
Свой гнев: „Вот вы б и потерпели!
Чай, не обижены фортуной,
Вам дан отец мой — рыцарь юный
В те дни, — а мне старик в мужья.
Постыдно юность трачу я.
Но пусть не ждет он, что о друге
Не позабочусь на досуге“.
вернуться
125