Этот отряд упал так ничего и не заметив. Пока сумерки, я решил самого покорёженного шека вытащить на себе. До дома бежать часа два, неизвестно очнётся ли сегодня. Йех. Схватив что есть сил, хух, женщина, такая большая! Я всё же смог не сбавлять свой темп, но с грузом заняло куда больше и прибежать к разбитым воротам! У разломанных ворот лежат тела этих кожаных скелетов. Некогда разбираться! Скинул здоровяка, как тот мешок с протезами, в углу у самой стены. Выживет — хорошо. Больше не могу заботиться. Надеюсь, мои отбились, а они должны были, иначе бы их приволокли к нам.
Бегу в лагерь, гоню прочь мысли о том, что за дерзкую операцию они провели и кто всем командует. Думать об этом сейчас равно тратить энергию на то, что не важно. Вернувшись в лагерь извращённых роботяг, заметил что Нил стоит на горушке. Сказал ему оставаться с шеками, не нарываться на драку. Он сообщил, что почти все очнулись. Что же, надо вытаскивать их, чуть позже. Сейчас пускай приходят в себя. Опасно идти глубокой ночью, особенно такой тёмной. Ещё попадают в ответственный момент. Но всё же утра не ждать, надо чуть свет и уходить.
Я очень устал и вспомнил, что в доме с троном, там есть кровать. Савант всё же был человеком и не скрывал этого от последователей человекоподобия. Но как так получилось, что он, человек, обучил этих покорёженных считаться людьми, но не доверять другим людям? Однако, вспоминая свой первый визит, на меня же никто не напал… Лишь когда я попытался поговорить с Савантом, тот закричал, что бы с меня шкуру спустили… Ох. А что если на шеков нападают из-за меня? И эти воспоминания: как я первый раз попал в эту шелушильню. Вот же было время одиночества, когда боялся лишь за свою шкуру. Всё. Кровать — спать. Не могу больше. Хотя бы пару часиков.
Разбудили меня звуки ударов оружия и болтовня этих скелетов:
— Савант учил нас не доверять скелетам! Нет кожи — нет души. Ты богомерзкое создание, скелет!
Их много! Откуда их так много? И Нил там один! Что за чёрт? Что за дерьмо? Какого хрена?! Я должен отвлечь их на себя. Я… неважно, получится. Да, должно!
Выскочил на улицу. Ночь, ещё темно, что рук не видно, ни пепла с неба, ни дождя, видно как стоит на холмике в центре лагеря Нил, освещает полчище врагов своим поясным фонарём. Я встал прямо под свет лампы и закричал:
— Эй, скелеты! Да, вы — скелеты! Я вижу что вы скелеты! Эта маскировка ужасна. Все видят какие вы скелеты! Я всё вижу своими человеческими глазными яблочками. Вот если бы у вас были такие как у меня, человеческие глаза, то вы бы всё поняли!
Все на меня. Ноги, бегите. Глаза, глядите. Нил, только бы ты их увёл. Только бы они очнулись уже и окрепли для прогулки. Я веду за собой пол сотни или около того скелетов. Мне приходится шуметь. Ввязываться в драку и отбегать, чтобы враг не потерял интерес. Всё, лишь бы у них было время. Я делаю всё что могу. Я пожертвую собой, лишь бы они ушли. И тут звук, отчётливо слышно на фоне шума бегущих скелетов. Какая-то группа тех самых снайперских скелетов. Один болт в колено и это конец моим приключения! Я не знаю как увернуться от бегущих за мной скелетов и от обстрела новоявленных снайпер-ботов. Единственное что могу — прямо на стрелков. Стреляйте. Лишь бы не в ноги. Лицо прикрыл и на них со всей силы. В меня ничего не попало! Спасибо удаче! Как же мне сейчас повезло! А я сетовал ещё на то, что не здоровенный и мускулистый как шеки! Бежать! Влетел в отряд снайпер-ботов и проскользнул как вода в песок. Бежать, пускай разбираются! Бежать быстрее всех! Надо убедиться, что Нил впорядке, что всех вывели.
Когда я подбегал к вулкану с него уже спускался весь мой отряд, довольно бодро. Одного на плече тащил Нил. Я присоединился к ним и мы вернулись на базу. По пути нас никто из врагов не встретил. Дома врагов нет. Всех раненых обработали, уложили в кровати. К Ану на самый вверх забрались несколько скелетов, там же они полегли. Один из тех скелетов, что я нанял в баре Техохотников стоял на стене, другой лежал с разбитой головой и что-то пытался сказать. Его я починил подручным ремкомплектом как мог. По крайней мере, остальное ремонтная кровать доделает, он хоть не умер и славно. Фермер и бывший раб лежали, целы и отдыхали. Они сопротивлялись и одолели ворвавшихся во двор.
Я не мог успокоиться. Адреналин, нервы, страхи… Ушёл чинить ворота. Если та толпа надумает сюда прийти, у нас хоть какая-то баррикада будет. Это не остановит даже гориллу… Я просто пытаюсь. Нил подошёл ко мне и вместе со мной стал восстанавливать ворота… Просто прутья. Просто в кучу. Это должно хоть немного помочь против тех, кто прутья гнёт как я хлеб.
***
Никто к нам не пришёл. Уже день. Девять шеков выжило. Сейчас все на ногах бурно спорят на улице, плевав на своё состояние.
— Мы должны уходить отсюда. — Говорил один.
— Сородич, мы не должны ослушаться приказа лидера.
— Этот лидер нас угробить хотел! Мы не воины, мы фермеры, рабочие, ты вообще философ и учёный! Наше дело — мирская работы.
— Ты сам воодушевился, когда ощутил себя воином! Что ты говорил два дня назад?
— Два дня назад нас не хотели тонким слоем нарезать и сделать из кожи одежду! Я ухожу. Я не могу больше.
В разговор вступил я.
— Я не осуждаю твоего решения. Это и правда было ужасно. Лежать и слушать крики. Терпеть и ждать. Вы можете уйти. Никого держать не стану. Возьмите еды, забирайте доспехи, оружие и всё необходимое для похода. Уйти отсюда будет легче, если вы хотя бы вместе пойдёте и укомплектованные.
Шеки стали расходиться, собираться. Я был расстроен, но понимал их.
— Я уйду с ними. — Сказал тот, кто был рабом у разбойников. — Когда пришли эти, в… это не по мне. Я не… Извините. — Он замолчал и ушёл собираться. Не могу его судить.
— Я тоже ухожу. — Сказал Нил. Я удивился, но молчал, готовый слушать. — Я не могу больше быть с тобой. Ты сделал из меня убийцу. У скелетов не бывает снов, они занимаются самоанализом и я помню всё. Кровь, убийства, безумие, твоё безумие в бою. Это твоя война и ты много возлагал на меня, но я так больше не могу. Я не хочу быть в ответе за чужие жизни. Это убивает меня как личность.
— Понимаю, Нил. Ты свободен в праве делать выбор. Я буду помнить тебя насколько может помнить человеческая память. Я буду помнить не то, как ты убивал, а то как ты защищал. Меня. Их. Этот маленький городок. Спасибо тебе за всё.
Он ушёл и с ним ушли двое скелетов. Преданность не купишь.
— Что, приятель. — Обратился я к Фермеру. — За мою голову назначена хорошая награда в Союзных городах. Может сдашь меня властям, да купишь себе домик и заживёшь спокойно? А я посижу, подумаю. Мне будет полезно. — Выглядел он подавленным и промолчал.
Крупная женщина, шек, имени даже не знаю её. Она подошла ко мне и положила руку на плечо.
— А я останусь! Ты сильный и храбрый. Лучшего лидера не найти.
— Как хоть звать тебя?
— Молли.
— И я останусь с тобой. — Сказал Джимбад. — Ты показал стойкость духа, которым мало кто на всём свете обладает! Нас было четырнадцать, а скольких ты спас?
— Девять.
— Девять! Ты понимаешь? Нас всего было шестнадцать, Нил почти всё время был в отключке, а ты спас девять моих сородичей! Против скольких врагов? Сотня, две? Скорее даже три сотни врагов! Любой бы уже давно пал в бою и присоединился к остальным на том свете или бросил бы всех, спасаясь. Но что сделал ты, пока самая храбрая раса лежала и тряслась от воплей боли сородичей? Ты спас девятерых. Расчищал путь для нашего спасения. Отвлёк на себя врага, чтобы мы могли уйти, выжил после этого! Я пойду с тобой куда угодно!
— Хорошо сказано, мелкий! — Заявила Молли.
— Да ты чуть выше меня, буквально на пару сантиметров.
— Ха-ха, ага, ты тощий и мелкий. Говорить ты горазд. Мне понравилось!
— Спасибо, сородич, за такие слова. — Заявил Джимбад.
А краснеют ли тёмнокожие шеки? Фермер мне качнул головой, он остаётся со мной. К нам присоединился Ану, молча, не рыча. Преданность можно заслужить.