Дорогой друг мой, я умышленно обостряю свои рассуждения, ибо — не согласитесь ли Вы с этим? — очень уж мы терпеливы, медлительны там, где надо действовать. Не беда еще, если подобные вольности — от наигрыша, от неразумения и пройдут, как проходит дурная мода. Хуже, если они — неизбежно вышелушивая из молодой души что-то самое драгоценное, первородное — становятся нормой, формируют натуру, заведомо обедненную: так же, как не терпит пустоты природа, так и душевный вакуум молодых перестарков заполняется всякой дрянцой, пошлостью, цинизмом. Не отсюда ли скоропалительные браки и множество разводов при одинаковой — в обоих случаях — безответственности?
Да, нам некогда, нам очень некогда, и все же мы должны уметь урезывать из своего малого, катастрофически убывающего времени минуты, часы, отдавать их молодежи. Завоевывать ее доверие, передавать ей свои понятия, представления, которые, видоизменяясь, в чем-то основном остаются неизменными. Прибегая к сравнениям, мы все должны быть немножко Орловыми — независимо от того, кто мы и чем каждый из нас занят. Не может промолчать рабочий, наблюдая, как молодые ребята, соседи по цеху, договариваются «скинуться» и пойти в общежитие к своим «чувихам». Не должен, не имеет права отделаться снисходительной усмешкой академик, случайно услышав, как его высокоодаренные, только что закончившие сложнейший лабораторный опыт ученики, ерничая, обсуждают неудачу застенчивого товарища. Матери обязаны передать дочерям женское достоинство — их главное наследство и приданое; отцы — научить своих сыновей уважительному, не побоимся слова — рыцарскому отношению к девушке, будущей подруге и матери их детей.
Интимные, любовные отношения человека — могучая гамма чувств, и нельзя допустить, чтобы наша молодежь, обкрадывая себя, свела ее до примитива, до призывного свиста на улице. Заботясь об урожае, мы научились ставить заслоны суховеям, — так неужели не сумеем уберечь, оградить тончайшую и обширную область любви от чуждых иссушающих веяний, независимо от того, откуда они идут: издалека или по нашему недосмотру рождаются у нас же поблизости? Наши дети успешно овладевают вершинами знаний, дотянулись до звезд, — такая молодежь должна глубоко и чувствовать. Чтобы от юности до старости, — столько, сколько ей дадено, — в хорале жизни она всегда различала, слышала высокий голос любви — источник всего прекрасного на земле. И да славится, торжествует такая любовь!
Согласны ли Вы с этим, друг мой?
13
Пока Роза Яковлевна распоряжается с обедом, я, высунувшись в окно, ожидаю в служебной клетушке ресторана — в комнате «на всякий случай». Куст сирени под окном стоит как обваренный, с поникшими пыльными листьями; на противоположной стороне улицы, на самом пекле, уткнулись в борта друг другу грузовые машины, — водители их забежали в «Ласточку» не столько поесть, сколько хватить чего-нибудь холодного: ситро, квасу, фруктового сока либо, на худой конец, воды из-под крана. И, отдуваясь, мужественно возвращаются в свои кабины-инкубаторы. Третий месяц по всей области — ни капли дождя. Тягостно длинные бесконечные дни, одуряющие, липкие от сгущенной неподвижной духоты ночи. Обмелели реки, пересохли ручьи, в мелкую бурую пыль крошатся, стираются под ногами травы. Почти повсеместно заканчивается уборка хлебов — это в конце июля-то! Областная газета бодро сообщает об успехах на косовице и довольно туманно говорит о намолоте.
Прикидываю, в который, по счету, раз приехал нынче в Загорово? — временами начинает казаться, что живу здесь давно и постоянно. Недаром знакомые шутливо спрашивают: «Ты что, прописался там?» Иногда, кстати, мелькает мысль о том, что под старость, пожалуй, и стоило бы тут поселиться. Этот год, с его малоснежной зимой и проклятой жарищей с весны — не в счет. Зато обычно — какие тут чистые снега, какие тихие зеленые весны!.. И все-таки ощущение такое, что нынешняя поездка сюда — последняя, что не сегодня, так завтра распрощаюсь с новыми друзьями…