— Ты еще не сдохла? Как жалко, Оливия, — он делает пару резких шагов в мою сторону.
Ощущаю, как ребенок возле моих ног напрягается. Глажу ее по голове и ничего не понимаю, но чувствую, как меня начинает трясти при виде этого напыщенного лица.
— Как ты со мной говоришь?! Тебя культуре не учили? — я не привыкла к крикам и унижению.
Не могу молчать и не хочу. Вижу, как трясется девочка, чувствую ее сильные объятия и понимаю, что вот Он — причина ее страха и моего ужасного состояния.
— Голосок прорезался, пута? — он делает резкий выпад, будто схватить меня хочет. Хватаю ведро наполовину полное и выливаю прямо на одежду недо-страха.
Успеваю увидеть, как яростный взгляд напротив изменился. На меня будто монстр из глубин ада посмотрел. А потом мое тело скорчилось из-за ощущения того, как мне рвут мышцы, ломают кости, наживую вынимают легкие. И только детский крик вперемешку с визгом держит мое сознание на поверхности.
— Папа, не надо! А-а-а-а, нет! Отпусти маму!
Да что это такое, твою мать!
Почему я ощущаю боль, когда меня даже пальцем не тронули? Из-за того странного взгляда? Но я ведь не рехнулась так, чтобы поверить в гипноз и тому подобное…
Я никогда не поддавалась давлению со стороны и сейчас…
Отодвигаю в сторону свои ощущения — появился приток кислорода. Поняла, что валяюсь на полу и катаюсь от приступов боли. Мое тело выкручивает и ломает, и я сама приношу себе еще больше травм. А надо мной стоит этот мужик.
Вот тварь!
Злоба помогает прийти в себя. Но тело ослабло и не может шевелиться. В углу попискивает девочка. Ей не позволяют подойти ко мне.
— Очнется, дашь ей брата, пусть кормит, — резкий приказ повелительным голосом еще больше заводит меня.
Больше никаких слов. Тяжелые шаги и резкий хлопок дверью.
Тут же ко мне подбежали маленькие ножки. На руках дочери был грудной ребенок. Ему от силы месяца три — четыре. Малыш плачет и машет ручками.
— Мама, мамочка, — тихий, дрожащий голосок совсем рядом. Она вновь гладит меня по голове.
— Что случилось? — я спрашивала, потому что была уверена, что дочь мне все расскажет.
— Папа разозлился. Ты посмотрела ему в глаза. Дракону нельзя смотреть в глаза, если ты не его Истинная, — тихо шепчет девочка.
Забираю у нее ребенка и понимаю, что больше не смогу его отдать. Он такой маленькие и одновременно… свой. Смотрит мне в глазки и улыбается. На моих руках успокаивается. И сам он пахнет чем-то родным и одновременно далеким.
Не знаю почему, но я заплакала. Мне было трудно сдержать себя от резкого выплеска эмоций. Казалось, что кто-то другой, а не я, хочет поплакать. Будто хозяйка этого тела незримо просила, умоляла и рассказывала все о своей нелегкой судьбе. Она прощалась, отдавая мне свои воспоминания.
— Его надо покормить, мама, — к моему боку прижимается девочка.
Она сворачивается в клубочек на моем огромном плече и начинает стонать. Она прикусывает губы, чтобы не зарыдать в голос.
Вот ей плакать можно. А я — взрослый человек и должна решать проблемы. Нужно взять себя и не совсем себя в руки!
— Кормить, — я понимаю значение этого слова, но никогда не делала этого. — Как? Я вся грязная и потная.
Девочка уже не слышала и выплескивала свои эмоции на меня. Кроме как гладить по головке, я ничего не могла.
— Арсиэль значит, — смотрю в небесно-синие глазки карапузу. — И… дочка, — не могу ее оттолкнуть и не хочу.
Поначалу я жалела девочку, а сейчас… не смогу отпустить и дать в обиду.
— Мы здесь давно? — перебираю золотистые волосики девочки.
— Папа вчера внезапно вернулся и забрал нас с чаепития. А потом закрыл здесь, а брата забрал. Он опять кричал, что тебе худеть надо.
— В этом я с ним согласна, — протянула тихо слова.
Мое тело можно было назвать бочкой. Учитывая, в чем я сейчас сижу — бочкой с помоями. Но дело сейчас совсем не во мне, а в детях.
— Нужно отца твоего позвать. Пусть предоставляет условия для кормления, — шепнула успокоившейся девочке.
На что она опять стала пускать слезы.
— Мама, не надо. Он опять применит "карающий взгляд"! Тебе больно будет! Пожалуйста. Он сам нас отпустит, когда уезжать будет. Он долго здесь не задерживается. Помнишь, как в прошлый раз было?
То есть этот ужас ни один раз здесь происходит, и все просто ждут когда этот урод уедет?
Горячая волна окатила мое тело и мне даже легче переносить боль стало. Будто нечто во мне решило быстро подлатать мои раны и дать волю накопившемуся гневу и неврозу.
— Ах, он мраз…
Не успела высказаться, как дверь открылась, и в проеме появилась женская заплаканная голова.