Кин — семиструнный инструмент, изобретенный в Китае. В описываемые времена этот инструмент уже считался древним и ассоциировался с аристократическими претензиями на светскость прошлой эпохи. (См.: Кото.)
Кинжалы. При рождении девочкам и мальчикам из знатных семей дарили кинжалы в качестве оберегающего амулета.
Классика. Классические труды, включая китайскую литературу, философию, историю и т. п., являлись основой образования аристократии. Однако женщин не поощряли в таких серьезных занятиях и не принимали в Императорский университет. Очень немногие из них, в том числе Сеи Сёнагон и Мурасаки Сикибу, получили такое образование в домашних условиях. По некоторым источникам, Мурасаки так хорошо изучила китайский, что ее отец сожалел, что она не родилась мальчиком. (См.: Мурасаки Сикибу, Сеи Сёнагон.)
Кокинсю — императорская антология стихов десятого века на японском языке. (См. Поэзия).
Колдовство (магия). Автор повествования и Масато не единственные, кого в те времена обвиняли в занятиях черной магией. В 1023 году жена одного из придворных по имени Норимити умерла странным образом вскоре после родов. Около ее постели приглашенные к ней медиумы (посредники между миром живых и миров духов) обнаружили присутствие злых духов, в том числе дух умершего епископа Рюена. Через несколько дней после смерти жены придворный пришел в дом, где она лежала, и рассказал, что видел ее во сне. Он велел заглянуть под ее сиденье на возвышении под балдахином, где должны были найти нечто, сделанное из зубочисток — обычного инструментария магов. Зубочистки были найдены, и среди тех, кого Норимити обвинил в смерти жены, была его бывшая любовница, вдова одного из видных представителей клана Фудзивара, про которую думали, что она могла прибегнуть к магии из чувства мести.
Корейцы. К началу шестого века корейские иммигранты, потомки некоторых аристократических китайских семей, играли важную роль в культурной и экономической жизни Японии. Некоторые из таких семейств занимались определенными ремеслами (например, многие физиогномисты были корейцами). Мужчина, у которого рассказчица покупает книгу, может принадлежать к такой семье.
Кото — тонкострунный музыкальный инструмент, напоминающий цитру; существовало несколько типов этого инструмента, включая «уегон» и «кин».
Красота женская. Миниатюрная, бледная, закутанная во множество одежд, покрывавших ее пеленой до пятнадцати слоев, идеальная женщина эпохи Хэйань как будто вовсе не имела телесной оболочки. Только ее лицо — набеленное свинцовыми белилами, с выщипанными и прорисованными красным высоко на лбу бровями, с покрытыми черной краской зубами и накрашенным кармином ртом — было материально, но и оно наполовину прикрывалось веером. Главное ее достояние составляли волосы, которые ниспадали ей на плечи и тянулись за ней по полу, подобно шлейфу. Мужчины эпохи Хэйань, способные на любовь с первого взгляда, часто бывали покорены одним видом распущенных женских волос.
Красота мужская. Канецуке и Масато вряд ли можно назвать идеальными мужчинами, соответствующими канонам мужской красоты эпохи Хэйань. Идеальный мужчина должен был быть дородным и осанистым, круглолицым, с узкими глазами и клочковатой бородкой, иногда с усами. Любивший выпить и больше увлеченный поэзией, чем физическими упражнениями, он часто умирал в раннем возрасте от сахарной болезни. Склонный к слезам — что свидетельствовало о тонкости его чувств, — он был так же искусен в каллиграфии и музыке, как и в искусстве любви. Чего ему явно не хватало в противоположность мужчинам эпохи Камакура — это мужества.
Красота природы. Художники эпохи Хэйань прекрасно осознавали связь красоты и быстротечности. Это представление, заключенное в понятии «моно но аваре» («чувствительность вещей»), пропитывающее всю литературу этого периода, и в дальнейшем в течение длительного времени оказывало влияние на японскую эстетику. Падающие осенние листья, тающий снег, увядающие цветы — все это создавало ощущение быстротечности прекрасного в мире. Невозможно установить, откуда пришла эта идея, но понятно, что она возникла под влиянием буддизма, который предостерегает от привязанности к ускользающим суетным земным страстям, и даосизма, который подчеркивает общность прозаических земных явлений.