глубоким наркозом. А когда они покончили с ним, тело увезли, как им сказали,
в тюрьму, где должны были совершить казнь приговоренного и погребение.
Мистер Майкл предупредил Притта, что сразу же после пробуждения мозга
тот должен, используя "ГЭМ", разрушить личность этого человека, не вступая
ни в какие разговоры с осужденным.
-- По существу-то казнили его мы, -- заметил мно- гозначительно
Альберт, когда все они собрались у кофейного автомата в комнате отдыха.
Наступило тягостное молчание. У Притта готово было сорваться резкое
возражение, но оно застряло где-то в горле. Ему вдруг остро захотелось
услышать мнение своих соратников, с которыми делил он всю тяжесть моральной
ответственности за столь ужасные эсперименты.
Пол отодвинул недопитую чашку. Контрастней обозначилась густая сеть
морщин на его лбу. Угрюмо, словно шары из-под языка выкатывая, он сказал:
-- Его все равно бы... умертвили.
-- Значит, палачи -- мы? -- быстро парировал Альберт с какой-то
сатанинской усмешкой.
-- Как ни парадоксально, но мы и убили его, и спасли от небытия...
-- Верно, Макс! -- не выдержал Притт.-- В тебе говорит диалектик.
Исследователя всегда обуревают противоречивые чувства. А тем более, когда он
идет по лезвию бритвы: направо -- живое, налево -- неживое царство
природы...
-- Если бы я оказался случайным слушателем вашей лекции, я решил бы,
что здесь сидят философы, а не бионики,-- съязвил Альберт. -- Только,
простите, не понимаю, зачем напускать столько тумана на совершенно ясное
дело. Чтобы оправдаться перед судом своей совести?
-- Зачем тогда вы работаете с нами? Или живые мозги можно брать у
мертвецов? -- крикнул Пол, и чувствовалось, что в возбуждение он входил с
явным облегчением, ибо лучше сердиться, нежели пребывать в растерянности...
-- Согласен. Но вы уверены, что завтра кому-то не потребуется ваш мозг,
Пол? Сегодня охотятся за инженером-эргономиком, а завтра решат, что выгоднее
иметь дело с нашими управляемыми мозгами, чем с нами, критически мыслящими
личностями...
-- Перестаньте, Альберт, -- устало сказал Притт. Ему стало нехорошо.
Видно, сказывалось напряжение последних дней, неудача на биотроне, а тут еще
и эти разговоры. Макс испуганно подал ему стакан холодной содовой. Все
приумолкли, заметив меловую бледность на лице своего руководителя и то, как
дрожит стакан в его руке.
Отпив несколько глотков, он медленно опустил стакан на поднос,
задумчиво покрутил его в пальцах, глубоко вздохнул и сказал:
-- Зачем нам ссориться? Мы -- люди науки. Разве не вольны мы бросить
немедленно это дело, если считаем его противным своей совести?.. Альберт в
чем-то прав. И я, пожалуй, понимаю его. Он молод, и моральная ноша ему
кажется тяжелее всех. Вот он и стонет... Да, согласен, нашими трудами могут
по-своему воспользоваться боссы. Только не надо так пугаться. Вспомните,
разве не всегда так было? Величайшие открытия человеческого ума пытались в
первую очередь использовать против человека. Но всегда разум побеждал. И я
верю: разум снова возобладает над корыстью...
Мало-помалу с лица его сходила бледность, речь оживлялась тем
вдохновением, какое присуще любому подвижнику науки. Притт относился к таким
людям, у которых отними любимое дело -- и завтра человека не станет. Говорил
он спокойно, но за этим спокойствием угадывалась страстность борца,
отстаивающего свое кровное. Оттого, может, и появилась в его речи некоторая
высокопарность -- сестра пафоса.
-- Мы стоим на пороге великого открытия. Оно указывает путь к
бессмертию человека, дает ему еще одно огромное преимущество в извечной
борьбе с природой, в познании бесконечной материи...
Этому вдохновению и Альберт внимал послушно. Искренность пафоса
большого ученого, возвышенность его мечты заворожили молодого бунтаря не
меньше, чем его коллег.
-- Так разве мы не можем пойти на известные жертвы? Какая же наука --
без жертв? -- продолжал Притт, простирая к слушателям свои мягкие,
удлиненные ладони с тонкими нервными пальцами. -- И то, что мы вынуждены
выполнять прямой, конкретный заказ наших хозяев -- в этом вижу я нашу
моральную жертву в пользу науки. А как же иначе мы сможем работать,
развивать и доводить до конца свой эксперимент? Кто даст нам средства и,
наконец, защиту от посягательств на наш при- оритет?..