- Они живы?
- Нет, - просто сказал он. - Они разбились, когда мне было четырнадцать лет. Говорили, что это было сделано специально. Шепотом рассказывали про "Штази". Но никто ничего так и не узнал. Уже позже я попытался что-либо выяснить, но никаких документов на этот счет мне найти не удалось. Или мне их просто не дали. Никто ведь не знал, как я поведу себя, вдруг узнаю о причастности собственного ведомства к смерти моих родителей. А ваши родители живы?
- Мама жива, - кивнула она.
- Вы могли бы не говорить правды, - посмотрел на нее Кохан. - Вы ведь наверняка располагаете нашим бывшим архивом и могли узнать про меня всю правду. А я про вас могу ничего не знать.
- Я привыкла доверять напарнику.
- Он поднял свой бокал с вином.
- За ваше здоровье, мой очаровательный секретарь. - Он залпом выпил вино и подозвал к себе стюардессу. В салонах первого класса они возникали почти мгновенно.
- Нам нужна машина, - попросил он девушку, - позвоните в Бильбао, пусть закажут нам автомобиль. Мы поедем в порт. Там отходит наш корабль.
- Хорошо сеньор, - улыбнулась стюардесса, отходя.
Марина посмотрела в иллюминатор. Внизу проплывали города и селения. Эстремадуры. Она повернулась и увидела, что он смотрит на нее. Ей нравился его взгляд. Мягкий и строгий одновременно. Теплый и сдержанный, воплощающий в себе эти оттенки.
- Я все-таки не совсем понимаю, почему прислали именно вас? - честно признался он.
- Вас что-то смущает?
- Наше задание. Вы красивая женщина. Нет, это не комплимент, это просто констатация факта, - быстро сказал он, заметив ее невольное движение правой руки, словно она собиралась возразить, - но мы ведь будем встречаться не просто с агентами. Вы меня понимаете? Вернее, не с обычными агентами. Мы должны встретиться с людьми, выполняющими очень специфические задания.
- Я это знаю, - спокойно ответила Марина.
- В таком случае непонятно, почему все-таки послали именно вас. Вы понимаете, как может подействовать на напарника агента ваше появление?
- Вы говорите об их спутницах? - поняла Марина.
- Да. Об их неустроенных и нелюбимых женщинах, - сухо произнес Кохан.
- Почему не любимые? - не поняла Марина. - По-моему, специфика ваших агентов и заключается в том, чтобы эти женщины поверили в то, что они любимы и счастливы. Иначе на чем строится весь расчет?
- На иллюзии, - жестко сказал Кохан, глядя ей в глаза. В широком кресле первого класса можно было повернуться всем телом, и он, повернувшись, смотрел Марине прямо в глаза. - На иллюзии, - повторил он.
- Вы считаете, что женщины все понимают? - поняла она.
- А как вы сами думаете? - Его глаза гипнотизировали.
Она закусила губу. И медленно отвела взгляд. Потом сказала:
- Это жестоко. Я об этом как-то не подумала.
- Наверное, вы подсознательно это понимали, - возразил он, - и ваши руководители, пославшие вас сюда, тоже все отлично сознавали. Ведь женщины всегда лучше чувствуют, когда их любят на самом деле, а когда только притворятся. Представляете, какой шок испытали жены наших "соблазнителей", когда отчетливо поняли, почему именно за ними ухаживали эти внезапно появившиеся "принцы"?
- Вся эта затея, по-моему, была аморальной с самого начала, - честно призналась Марина.
- Как сказать, - пробормотал Кохан. - Ее разрабатывали лично Вольф и Циннер. Они понимали, что комплексы старины Фрейда - самое сильное оружие, и умело ими пользовались. Вообще, отношения двух людей - это самая большая тайна Вселенной.
На этот раз повернулась она. Его глаза по-прежнему были мягкими и строгими одновременно.
- Всегда? - шепотом спросила она.
- Всегда, - также шепотом ответил он.
И больше они не сказали друг другу ни слова. Самолет пошел на посадку.
В аэропорту Бильбао их ждала машина. Уже сидя в автомобиле, Кохан тихо спросил у нее по-английски, чтобы не понял водитель:
- Эта история с исчезновением связного. Она не была связана со смертью Ульрика Катцера?
- Да, - подтвердила Чернышева, - Клейстер тогда пропал, а Катцера, обычно выходившего с ним на связь, нашли мертвым в канале. Полицейские установили, что это было обычное самоубийство. Тогда не очень разбирались с этими вопросами. После объединения Германии по ГДР прокатилась волна самоубийств.
- Я помню, - мрачно сказал Кохан, посмотрев за окно, - у многих был просто шок. Оказалось, что вся их жизнь прожита напрасно и все нужно начинать с самого начала. А для людей это всегда страшнее всего.
Он обернулся, нахмурился и тихо сказал Чернышевой:
- Я думал, что мне только кажется. Но теперь я не сомневаюсь: за нами следят. От самой Севильи. Мне кажется, что это вносит некоторое разнообразие в наше путешествие.
Чернышева не стала оборачиваться.
- Вы уверены? - тревожно спросила она. - О нашей встрече в Севилье никто не должен был знать.
- Абсолютно. Я поэтому и молчал все время, пытаясь выяснить, кто это может быть. Теперь знаю, что не мои соотечественники. У них несколько другой стиль. Они не стали бы так плотно меня опекать. Это не похоже на обычную работу контрразведки.
- Тогда кто это может быть?
- Не знаю. Но за нами определенно следят. Я думаю, что не стоит продолжать наш разговор в автомобиле, - совсем тихо закончил Кохан. - Вы поезжайте в порт, а я постараюсь все проверить.
Она не стала возражать. Он дотронулся до плеча водителя, попросив его остановить машину. И быстро вышел из автомобиля, махнув рукой на прощание. На этот раз она обернулась. Кохана уже не было видно. Очевидно, он вошел в какой-то из близлежащих домов.
"Откуда это наблюдение?" - тревожно подумала Чернышева. О ее поездке в Германию знали лишь несколько человек: Марков, Вольф, Циннер. Немцы, при всем желании, не смогли бы связаться с кем-то из посторонних, контроль за ними был достаточно плотный. Тогда утечка информации произошла из руководства ее собственной группы. Но это вообще абсурд. Подозревать генерала Маркова и его сотрудников просто глупо. Они работали вместе многие годы, и она знала каждого из посвященных очень хорошо. Оставался сам Кохан.