- Кажется, ты здесь неплохо устроился, - усмехнулся Кохан.
- Не лучше, чем ты, - возразил Катцер, - я так и думал, что вы полезете к Монаху. Вы еще не знаете, как правы были наши психологи. Пауль оказался настоящим святошей. Все мои попытки как-то наладить с ним контакт оканчивались одинаково. Он просто вешал трубку телефона. Цехлин уже стал гражданином ФРГ и решил выйти из игры. У него есть все, что нужно человеку: любящая жена, хорошая семья, работа, дети. И как можно заставить его работать на уже несуществующее государство?
- Мы пока еще существуем, - возразил Кохан.
- Доживаем последние дни, - Катцер махнул рукой.
Бреме и Рот внимательно слушали разговор между бывшими коллегами-разведчиками.
- Все было ясно уже в середине восьмидесятых, - сказал, криво улыбаясь, Катцер, - а когда Горбачев окончательно решил сдать республику, нас уже ничего не могло спасти. Хонеккер слишком медлил с реформами. А Эгон Кренц оказался маленькой немецкой копией Горбачева. Болтун и пустомеля. Так мы и проговорили наше государство.
- Почему ты убил Клейстера?
- Догадался, - усмехнулся Катцер. - А что мне было делать? Как я могу исчезнуть из Восточного Берлина? Только заменив свой труп чужим телом. И я его заменил. Тогда, в ноябре, ты сидел в своей Америке, а у нас уже ломали Стену и кричали, что всех офицеров нужно на виселицу, что мы все убийцы.
- Ты действительно убийца.
- Не нужно, - поморщился Катцер, - моралист из тебя не получится. Ты ведь уже после этого получил три миллиона долларов на свои мелкие расходы.
Услышав эту сумму, Бреме и Рот переглянулись. Они впервые слышали про такие деньги.
- Три миллиона, - повторил Катцер, - ты получил три миллиона долларов и поехал жить в Аргентину. Какую пользу ты мог там принести бывшей стране, я не знаю. Но ты считался элитным разведчиком, и тебе выделили такие деньги. Тогда все еще верили, что можно исправить ситуацию, что Советский Союз нам поможет. А теперь, спустя полгода, мы все окончательно поняли, что оказались в дерьме.
Кохан ничего не сказал.
- В дерьме, - повторил воодушевленный его молчанием Катцер, - я ведь нам тоже хочется пожить, погулять, получить долю тех денег, которые выделили тебе. В конце концов, это даже непорядочно. Ты сидишь в Аргентине на своих миллионах, а мы нищенствуем в новой Германии. Где справедливость? Причем если поймают тебя, то ты, в худшем случае, получишь общественное порицание за то, что был разведчиком другой стороны. А что будет с этими ребятами, ты представляешь? Они ведь работали на "Штази", - он показал на своих подручных.
- Что ты хочешь? - спросил наконец Кохан.
- Денег, - сказал Катцер, - и информацию, что тоже - деньги. Агенты нужны будут всегда. Поэтому тебе и приказали осесть в Южной Америке. А это значит, что ты знаешь всех осевших там наших людей. Это значит, что там оставлена целая сеть нашей агентуры, о которой ты многое можешь рассказать. Это ведь очень хорошая информация. И мне она тоже очень нужна. Я ведь не прошу тебя рассказывать об агентуре в Западной Германии. Их фамилии и клички я знаю получше тебя. А вот в Америке лучше знаешь ты. И самое главное, что ты сидишь на деньгах. И, судя по всему, уже нашел себе новых хозяев.
- В каком смысле? - спросил Кохан.
- А эта фрау, рядом с тобой, кто она? Только не ври, что она твой секретарь. Ты прилетел из Аргентины без нее, это я проверил. Интересная женщина. Но, кажется, русская. Ты решил не менять веры, Кохан? Или ты все-таки переметнулся?
- Ты болен, Катцер, - спокойно сказал Кохан, тебе нужно лечиться.
- Договорились. Но только я сначала пропишу тебе свой курс лечения. Тебя будут поджаривать до тех пор, пока ты не вспомнишь каждого нашего агента в Америке. И пока не подпишешь чек на два миллиона. Обрати внимание на мое благородство. Я ведь не прошу все твои деньги. А только два миллиона. Это, по-моему, справедливо.
- Больше тебе ничего не нужно? - иронично спросил Кохан.
- А ты не смейся. Вот наш Бреме, например, очень хочет с тобой поговорить. Но я его пока удерживаю. Ты очень этого хочешь, Бреме?
Вместо ответа Бреме подошел к Кохану и вдруг нанес ему сильный удар в живот. Невольный стон вырвался из груди Кохана.
- Это только начало, - пообещал Бреме.
- Вот видишь, - улыбнулся Катцер, - кажется, мы сумеем договориться. Ты ведь всегда был разумным человеком, Андреас. Или хочешь, я буду тебя называть Альфредом. Какое имя тебе нравиться больше?
- Иди к черту, - прохрипел Кохан.
- Кажется, ты начинаешь меня понимать, - удовлетворенно кивнул Катцер, - даю тебе время до утра. Если не решишь, то не обижайся. Потом ты нам, конечно, все подпишешь, но живым мы тебя уже не отпустим. Сам понимаешь, нельзя оставлять раненную сзмею. Ее нужно добивать до конца. До свидания, Кохан.
Катцер повернулся и, уже выходя, предупредил охранников:
- До утра не трогайте, пусть подумает. Особенно не старайтесь. Вы ему можете все отбить, а он нам еще нужен живым. Если все пройдет нормально, получите по сто тысяч долларов. И можете открыть свое дело. Вы ведь давно об этом мечтали.
Бреме радостно кивнул. А его напарник вздохнул.
После ухода Катцера наступила тишина. Оба охранника, усевшись прямо на строительную арматуру, с любопытством смотрели на прикованного к трубе Кохана.
- Ты смотри, какой он умный, восхищенно сказал Бреме, - у него, значит, три миллиона есть. А по виду не скажешь. И одежда нормальная.
- Скрывает, - убежденно заметил Рот.
- Ничего, - усмехнулся Бреме, - завтра все отдаст.
- Дурак, - громко сказал Кохан.
- Что? - вскочил Бреме.
- Дурак, - повторил Кохан.
Бреме размахнулся и сильно ударил стоявшего перед ним человека по лицу.
- Дурак, - повторил в третий раз Кохан разбитыми губами.
Бреме ударил еще раз, вложив в удар всю силу. Затем еще и еще.
- Подожди, - остановил его Рот, - тебе же сказали, что убивать не нужно.
- Пусть не ругается, - недовольно заметил Бреме.
- Дураки, - отчетливо выговорил Кохан, - он вас обманывает.
- Опять? - поднял руку Бреме.
- Подожди, - остановил его руку Рот, - он хочет что-то сказать.
- Он вас обманывает, - убежденно сказал Коахн, - деньги не в Аргентине, а в Кельне.