- Какая красота! - покачал головой Воеводин.
- Это и есть мое любимое место, - проговорила Зоя, глядя вниз.
Роман молча смотрел туда же, до боли сжав рукоятку стэка.
Зоя сказала правду. Этот обрыв действительно был ее любимым местом. Каждый раз, выезжая с Романом на верховую прогулку, она не могла не оказаться у обрыва и, бросив поводья, подолгу смотрела на озеро. Обычно выражение ее красивого лица было такое, словно она готовится броситься вниз и, обернувшись диковинной птицей, лететь, лететь над водою, полем, лесом. В такие минуты она, казалось, забывала обо всем, и это тревожило Романа. В нем зрело смутное предчувствие чего-то резкого и безжалостного, что может обрушиться на него по воле этой девушки-птицы, так упоенно жаждущей свободы. Теперь же в ее лице, помимо неутомимой жажды свободы, появилось выражение абсолютной уверенности в себе. Роман искоса смотрел на Зою и чувствовал какой-то демонический холод, проистекающий от черной, влитой в седло фигуры, от прекрасного, словно выточенного из слоновой кости лица.
- Да, лихое место, - проговорил Воеводин, поправляя свою жокейскую фуражку, - Зоя Петровна, у вас голова не кружится?
- Кружится. От желания прыгнуть, - ответила Зоя, не отрывая взгляда от раскинувшихся за озером полей, - Были б у моей Розы крылья, сейчас бы так и полетели с нею над землей...
- Et vous nous laisseriez manger par les loups du coin, - пробормотал усмехаясь Воеводин.
- Я люблю летать, - проговорила Зоя чуть слышно, - Очень люблю.
Они постояли молча, и вдруг Роман неожиданно для себя произнес:
- Завтра Пасха...
Зоя повернулась и, внимательно посмотрев на него, ничего не сказала.
Воеводин быстро кивнул и произнес рассеянно:
- Мдас... действительно...
Роман устыдился своей фразы, а потом устыдился и собственного стыда. "Как все глупо", - мучительно подумал он, глядя, как Зоя разворачивает лошадь, "Совсем рехнулся. Веду себя, как олух..."
Развернувшись, они поехали шагом.
- Роман Алексеевич, вы надолго здесь? - спросила Зоя.
- Боюсь, что надолго.
- Почему?
- Я больше не служу.
- Правда? И кто же вы теперь?
- Ну.. наверно - свободный художник.
Она улыбнулась и повторила, растягивая слова:
- Свободный художник. Но все-таки это лучше, чем ад-во-кат.
- Я тоже так думаю, - проговорил Роман и попытался улыбнуться.
- Вы служили адвокатом? - спросил, или вернее, выкрикнул Воеводин, ехавший справа от Зои.
- Да, - быстро ответила за него Зоя, - У Романа Алексеевича была очень хорошая репутация. Он стольких спас от безжалостной Российской Фемиды.
- Вы преувеличиваете, - усмехнулся Роман, - Последнее время я был вовсе равнодушен к моим подзащитным.
- C'est difficile a croire, - молвила Зоя, - Для вас - все что угодно, только не равнодушие. Вы не умеете быть равнодушным...
Впервые за все это время ее голос обрел естественность и стал похожим на голос той Зои, которая была раньше. Но эти знакомые интонации не успокоили Романа, а наоборот, укололи его сердце новой болью. Эта фраза о равнодушии невероятно просто и ярко напомнила Роману, что перед ним та самая Зоя, которую он целовал под сенью ночных лип и подсаживал в растворенное окно террасы.
И словно почувствовав это, Зоя снова резко ударила стэком свою Розу, сорвалась с места. Воеводин заспешил следом, а Роман слегка поотстал, не слишком погоняя Орлика.
Так, друг за другом, они проскакали до самого бора.
Зоя выбрала другую дорогу - широкий большак, ровно и прямо пронизывающий бор, и понеслась черной молнией сквозь залитый солнцем лес. Лишь на середине поля, у развилки дорог, остановила тяжело дышащую Розу, похлопав по взмыленной шее:
- Ah, mа chere petite fille.
Разгоряченный ездой Воеводин подъехал к Зое и, сняв наотлет свою фуражку, произнес, почти декламируя:
- Зоя Петровна вы бесспорная чемпионка всех наездниц и наездников! Браво!
- Я боялась, что вы потеряетесь в бору! - рассмеялась Зоя.
- Ни за что! - выкрикнул своим хоть басовитым, но все еще юношеским голосом Воеводин, - Как тут замечательно! Какие места! Вот бы где устраивать скачки!
- Вы тоже так думаете. Роман Алексеевич? - неожиданно спросила Зоя, взглянув на подъехавшего и стоявшего поодаль Романа.
- Не думаю, - сухо ответил Роман.
- Ах, да, вы же боялись разбиться, - насмешливо, но с какой-то мягкостью в голосе проговорила она.
- Я боялся за вас, - все так же сухо проговорил Роман и вздрогнул, поразившись неуместности своей фразы.
Зоя замолчала, перестав улыбаться.
Воеводин непонимающе смотрел на нее. Молча они стояли на развилке. Правая дорога вела в сторону дома Романа, левая к Красновским.
Роман приподнял шляпу:
- Прошу простить. Мне уже пора.
- Очень рад был познакомиться, - кивнул Воеводин.
- До свидания, Роман Алексеевич, - тихо проговорила Зоя.
- До свидания, - ответил Роман и, развернув Орлика, хлестнул его стэком по крупу.
VII.
"Боже мой, неужели это была Зоя?!" - мысленно в который уже раз спрашивал себя Роман, расхаживая по своей комнате и нервно куря, - "Холодная красотка с патологическим кокетством, упивающаяся собой - Зоя? Зоя - не замечающая меня, Зоя - со смехом принимающая идиотские комплименты этого клетчатого паяца? Зоя - с артистической глумливостью перечеркивающая все, что было между нами? Не верю, не верю!..."
Сжав себя пальцами за локти, он присел на кровать.
Его душа напоминала теперь большое и глубокое горное озеро, растревоженное и взбаламученное неожиданно налетевшим на него штормом. Еще вчера гладкая, как стекло, поверхность, с величественным спокойствием отражала простершийся над ней голубой небосклон, а сегодня мутные пенные валы с грохотом обрушиваются на каменные берега, грозя разбить их и вырваться на свободу Все чувства, помыслы и переживания, связанные с Зоей, что дремали в глубине этого озера под прозрачной толщей обыденного и повседневного, теперь ожили и с шумом поднялись на поверхность.
"Я одного не могу понять", - размышлял Роман, жадно втягивая в себя дым, "Если она действительно забыла меня, то почему так зло играет со мной? Эта демонстративная поездка на место наших тайных свиданий, эти колкости в мой адрес... Если она полюбила Воеводина или еще кого-то, то отношение ко мне по всем законам женской психологии должно быть мягкое и доброе. Даже грязных соблазнителей женщины впоследствии вспоминают, как правило, без злобы. Но - я! Я же любил ее и люблю. Неужели она не видит этого? Или не хочет видеть. А может, она на меня в обиде? Но за что? Я столько раз посылал ей письма и ни разу за три года не получил ответа. Один Бог знает, что я пережил тогда. Я думал, что она больна, но потом выяснил через знакомых, что Зоя Красновская жива, здорова и даже берет уроки игры на фортепиано у Блюменфельда... А может, я обидел ее раньше? Но чем?"
Он провел рукой по своим мягким вьющимся волосам и рассеянно потер висок. Сегодняшняя Зоя совершенно не укладывалась в рамки старых представлений и воспоминаний о ней. Сравнивать этих двух абсолютно разных девушек было мучительно трудно, и чувствительное сознание Романа буквально разрывалось, силясь совместить прежнюю Зою и теперешнюю.
Неужели за три года человек способен так перемениться? Где ее искренность и непосредственность? Где порывистость и доверчивость? Где, наконец, ее честность, - тот нелицеприятный критический взгляд на людей, всегда выделявший ее в кругу сверстниц? Неужели она не видит, кто рядом с ней? Иль она вправду влюблена в этого клетчатого жокея?"
- Я должен с ней говорить, - неожиданно произнес он вслух.
Папироса успела потухнуть.
Роман бросил ее в пепельницу, встал с кровати и подошел к окну. Оно было раскрыто, длинные лучи вечернего солнца ползли по еле колышащимися занавескам. Озаренный этими красноватыми лучами сад казался зловещим. Что-то угрожающее было в переплетении темных ветвей, кое-где тронутых алой кровью заката. Да и земля, раскинувшаяся за садом пахаными и непахаными полями, тоже выглядела сумрачно и отчужденно. Виднеющийся за полями лес багровел, слившись с алыми слоистыми облаками, в которых плавился оранжевый солнечный диск.