Он отличается от фото. Очень. Очень, очень.
Высокий, под два метра ростом, полностью накрывает меня своей тенью. Крупный, такой шею одним движением свернет и даже не поморщится.
Он без рубашки. В брюках.
У него идеальное тело, которое хочется исследовать тактильно. Наощупь. Немедленно. И это определенно не то, о чем мне нужно сейчас думать.
– Екатерина Олеговна, – произношу твердо.
– Смешная ты, – улыбается, прибавляет: – Детка.
– Какая пошлость, – брезгливо кривлюсь.
– Простите, ваше высочество, – парирует с издевкой.
И направляется в сторону шкафа, отворяет, достает рубашку, набрасывает, небрежно поправляет и застегивает.
А мне хочется взвыть от разочарования.
Я не могу перестать следить за ним. За его руками, за мускулами, что перекатываются под гладкой, слегка загоревшей кожей.
Он не перекачан, просто каждая мышца проработана, прорисовывается невероятный рельеф.
Я схожу с ума.
Почему он не пузатый урод? Не лысеющий старикан? Было бы гораздо проще, не пришлось бы вот так млеть в его присутствии.
Я бы мечтала испытывать отвращение, я стараюсь.
Но выходит с трудом.
Чувствую себя голодной кошкой.
Щелчок замка выводит меня из оцепенения, я оборачиваюсь на звук. Дверь справа отворяется. В комнате появляется два охранника.
Щурюсь.
Что они тащат?
Что-то большое и… запакованное в черный пластиковый пакет.
Все происходит слишком быстро.
Чертков никак не реагирует, даже не смотрит в их сторону.
– Не забудьте отправить выходное пособие его жене, – произносит холодно. – Когда я уйду, пришлете кого-нибудь, чтобы отмыть кровь.
– Заметано, шеф, – сообщает один из парней.
Я тупо слежу за ними, открываю и закрываю рот, будто рыба вдруг выброшенная на лед. Я упираюсь взглядом в захлопнувшую дверь и не могу до конца осознать происходящее.
Это шутка? Розыгрыш? Не похоже.
– Какая-то ты бледная, Катерина Олеговна, – издевательски скалится он, набрасывает пиджак и опять подходит ко мне.
– Занятный спектакль, – выдаю ровно, стараюсь не проявить никаких эмоций.
– Я рад, что угодил.
Саркастический смешок говорит об обратном.
Чертков едва ли намерен мне угождать.
Он берет меня за руку, резко сжимает запястье, заставляя взвыть от боли и выронить проклятую ручку.
– Ты будто осуждаешь меня, Катерина, – хмыкает, издевательски добавляет: – Олеговна.
– Нет, что вы, – парирую в тон ему. – Это вполне нормально – убить человека. А потом приказать слугам избавиться от тела и отмыть кровь. У вас наверняка доброе сердце, ведь не каждый убийца позаботиться о вдове своей жертвы.
– У меня и правда доброе сердце. Просто не для всех.
Я замечаю сбитые костяшки его пальцев и ощущаю тошноту. Шумно сглатываю, закрываю глаза.
– Вы омерзительны, – медленно выдыхаю.
Он смеется.
– Слышать такое от тебя особенно забавно.
Он отпускает меня, но не выпускает из виду, сверлит взглядом. Я кожей чувствую, почти физически, как если бы его пальцы касались меня.
– Сколько трупов на счету твоего отца? А за братом сколько числится?
Я понимаю, крыть нечем.
В моей семье нет ни одного праведника. Мы не святые. Наши души черны. Мы насквозь прогнившие, порченные плоды.
Ну и что? А кто бы отказался от денег и власти?
Отец построил империю на чужих костях, но и собственной крови пролил немало. Без усилий ничего не получишь. Все хотят взгромоздиться на трон, да только у большинства кишка тонка.
– Еще рано считать, – цежу сквозь зубы. – Как минимум одного не хватает.
– Это не те слова, которые ждешь от чистой и непорочной девушки.
– Ну извините.
– Сколько у тебя было мужчин?
Я надеюсь, он не заметит мою дрожь. Я вскидываю голову и смотрю прямо на него. Я ничего не говорю, но мой взгляд буквально вопит: «Тысячи! Через мою постель прошли тысячи мужчин. Тебе достанется весьма сомнительный приз. Неужели не брезгуешь? Выгодна ли тебе эта сделка?»
Только ему наплевать.
Ему нужно что-то другое.
Что-то большее.
Не могу понять.
Что?
Он может заполучить в свою постель кого угодно. Он может разложить женщину в любой, самой экзотической позе.
Так в чем причина?
Он не выглядит влюбленным. Это было бы просто смешно. В нем не чувствуется ни страсти, ни даже легкого возбуждения.
Он отличается от всех мужчин, которых я встречала прежде. На него никак не действует моя внешность. В его взгляде нет ни намека на вожделение. Там, в пугающей глубине таится что-то иное, абсолютное новое.
– Что вам надо от меня? – спрашиваю прямо.
– Ты.
– Зачем?
– Красивая.