Я осторожно высунулся из воронки, поморщился, когда в лицо ударил поток черного дыма, смердящего паленой резиной. Сориентировался. Вроде, нас с Дастином привели со стороны полуразрушенного собора, чей иззубренный шпиль виднеется в полукилометре от нашего с Сергеем укрытия. Туда!
– Двинулись! – кивнул я. – Одно условие – ничему не удивляйся!
Он бродил по бункеру Хозяина, словно престарелый и многоопытный коллекционер по богатому музею. Молчал. Покачивая головой, рассматривал обстановку, склады, осторожно, словно боясь повредить, гладил мониторы на узле внешнего наблюдения. С некоторым ужасом и невероятными пиететом обследовал душ с горячей и холодной чистой водой, куда я его загнал немедленно после обработки ран на руках, оставленных колючей проволокой, и снятия браслетов наручников с моих запястий при помощи гнутых скрепок, заменивших примитивные ключи.
Хозяин словно бы оставил тут, посреди воплощенного кошмара постъядерного мира, кусочек благополучного и сверкающего XXII века.
Сергей вдыхал абсолютно свежий, прошедший через многие фильтры воздух, оглядел выданную мной из хранилища новую одежду, так, словно перед ним была россыпь алмазов (а всего-то – хлопковое нижнее белье, носки, теплый комбинезон с эмблемами ВКА, высокие ботинки и уже знакомый бушлат с капюшоном и прилагающейся маской-шапочкой). В общем, на некоторое время Сергей из крутого парня, видевшего в своей жизни только войну, превратился в ребенка, которого Дед Мороз отвел в сказочную страну далеко на полюсе, под разноцветным северным сиянием.
Я не терял времени. Пользуясь замешательством нового знакомца, спасшего (в самом прямом смысле этих слов) мне жизнь, я повествовал ему про нас с Дастином. Про будущее. Про настоящую историю цивилизации. Про смерть Сталина в 1953 году, про крушение коммунизма в 1991, про выход в Дальний космос в 2056, про колонизацию Афродиты. Он молчал, и на покрытом шрамами лице, которое в действительности было совсем молодым, но очень уж усталым, ни разу не показал удивления. Сплошная и непробиваемая маска бесстрастности. Только когда я закончил свой донельзя сжатый из-за недостатка времени рассказ, коротко бросил:
– Докажи!
– Не могу. Ты видишь эту обстановку, оружие, слышишь мои слова… Никаких других доказательств. У меня сейчас нет связи с моим… нашим будущим.
Это являлось истинной правдой – Навигатор замолчал и я не мог с ним связаться. Бункер охранял только компьютер, занимающийся внешним наблюдением и оборонительными функциями. Обычный тупой компьютер, без признаков «моделирования интеллекта» или «псевдоразума».
– Значит… – Сергей достаточно раскованно расположился в одном из кресел возле компьютерного центра бункера, но в его голосе я различил растущее напряжение, – никакого коммунизма? Через двести лет? Значит, мы с немцами и американцами – союзники?
– Ну… – замялся я. – Тот строй, который у нас, скорее называется «социальным» или «гражданским» обществом. Знаешь, такой очень крутой социализм. Работай, плати налоги и государство будет обязано охранять тебя, давать образование, лечить… Мы считаем, что прежде всего – это развитие общества во благо каждого человека и постоянный прогресс. Как экономический, так и научный. Мы все живем хорошо, кроме тех, кто не хочет работать. Да и последние тоже не бедствуют. О них заботятся – разве можно оставлять человека без помощи, даже самого бесполезного? Такой строй уже начинал зарождаться в Западной Европе в конце ХХ века. Дания, Голландия, Швейцария, Норвегия… Мы пришли к этому несколько позже, из-за тормозов-коммунистов.
– Я – комсомолец, – вроде бы спокойно указал Сергей на личный социальный статус, но я расслышал в его голосе угрозу. – И я воюю не только за родину, против фашистов, объединившихся с буржуями Запада, но и за наше будущее. За коммунизм. За идею, которой принесли в жертву себя миллионы советских людей.
– Сколько миллионов? – поинтересовался я.
– В Большой войне 1961 года, как говорит радио и указывал в своих работах генералиссимус Жуков всего погибло около двух миллиардов, – заученно ответил Сергей. Я мысленно удвоил сумму и похолодел: выходит, глобальный ядерный конфликт, случившийся в ЭТОЙ реальности смел пять шестых человечества. Да как же они до сих пор могут воевать???
– А Москва? – почти без надежды спросил я, – Санкт-Петербург… в смысле, Ленинград? Тоже… того?
– Столица в Новосибирске, – будто сомнамбула сказал Сергей и с видимым удовольствием потер чисто вымытую шею. Наверное, вымытую первый раз за полное десятилетие. – Это же всем известно – там Ставка Верховного Главнокомандующего, Центральный комитет, правительство… Генеральный штаб – на орбите, в космосе. Ты что же, на самом деле ничего не знаешь? Поверить не могу! Чесслово, я бы тебя прикончил. Для спокойствия. Ты просто провокатор какой-то. Нет никакой другой истории! Есть Великая Война. И однажды мы победим. Очень скоро. Чудесное оружие…
Сергей, покушавший всего-ничего – маленькую упаковку рыбных консервов, пяток галет и запивший это баночкой виноградного сока («Производство Испании, 2164 год, употребить в течении 8 месяцев») начал безудержно зевать и задремывать. Я не противился – до окончания комендантского часа Дастина из подвала комендатуры никуда не увезут – всем, даже военным, категорически запрещено передвигаться по городу в это время. Так Сергей объяснил. Знаете почему? Наступает ночь, на охоту выходят… нет, не чудовища. И не бандиты. Появляются те, кого здесь именуют «лысыми быками». Мутировавшие животные и люди, частенько переплетшиеся меж собой кровными узами. Как я понял, разрушение генофонда после ядерной войны шло невиданными темпами, и результат оказался крайне плачевен.
Людей осталось совсем мало. Самые крупные города населены от силы 10–15 тысячами тех, кого не затронули изменения. И все эти люди – воюют. Но зачем? Почему в одной из версий развития нашей истории, человечество постигла такая дикая судьба?
Сергей тоже воюет. С одиннадцати лет. Как я понял из его сбивчивых, полусонных слов, он являет собой образец здоровья, как и все солдаты спецподразделений. Никаких признаков лучевой болезни, опухолей, генетических нарушений в детородном цикле – организм сумел приспособиться к наижесточайшим условиям среды. А уж если Сергей доселе остался жив, значит он смел, невероятно удачлив, и вынослив – вон какой тощий, однако жилистый невероятно.
И вдобавок – комсомолец.
Остается уломать Сергея помочь мне через несколько часов вытащить из беды Дастина.
Мы на пару это сделаем, уверен!
Глава 4. Спасение рядового Дастина
Если смотреть трезво, то на побережье царит сущий бардак. Эстония – наша, мы закрепились на Гауе, дальше оборонительная линия идет до Чудского озера и Ленинградского моря…
– К-какого моря?
– Ленинградского. Городу досталось четыре водородных бомбы, да еще одна упала в Ладогу – пошло цунами, само собой. Теперь все русло Невы – широченный пролив, а вместо Ленинграда – море. Ты дальше слушай. Так вот, уже за Даугавой, от Юрмалы до Лиепаи – территория, занятая Альянсом. Четвертая британская дивизия морской пехоты, два немецких танковых корпуса. Тевтоны стоят как раз там, где в 1944 был «Курляндский котел», не иначе, как местечко приглянулось… В общем, война из маневренной давным-давно превратилась в позиционную. Как во времена Империалистической войны.
– В смысле – Первой мировой? – уточнил я, плохо знакомый с чересчур заидеологизированной терминологией Сергея.
– Угу. Бардак же вот в чем. На востоке стоим мы, и ни шагу назад. На западе – НАТОвцы с фашистами. Посередине – Рига с окрестностями. Территория в несколько десятков квадратных километров. Называется этот клочок земли «Независимой республикой Латвия». Будешь смеяться – их всего-то тысяч восемнадцать, да незнамо сколько «лысых быков», но есть свой сейм, своя президентша… Обхохочешься – они президентшу из Бразилии выписали, негритянка, якобы имеющая латышские корни!