Хотелось возразить, что асфальта на улице Бривибас давно не осталось, но я промолчал и молча выполнил указания командования. Вышел через открытый шлюз, поднял серую дырявую майку над головой, на дуле «Шмайссера» и пошел к затаившемуся в осаде краулеру. Правда, грозную машину осаждали всего двое человек, но это чрезвычайное обстоятельство уже не играло особой роли.
Они не стреляли. Я стоял перед овальной дверью транспортера на расстоянии метров пяти, всей шкурой чувствуя, как меня изнутри рассматривают несколько пар устало-любопытных глаз.
Скрипнули петли.
Дастин несколько неуклюже спрыгнул на обожженную землю. Выглядит вроде бодренько, только ссадина на правой скуле. Медленно пошел в мою сторону, подмигнул. Когда поравнялся со мной, я развернулся и, не ускоряя шага, направил Дастина к уцелевшей бетонной стене.
– Не спеши, – одними губами втолковывал я. – Не спеши! Сейчас что-то вроде перемирия. Едва они почуют неладное – откроют огонь.
– Ясно, – Дастин мелко кивнул. – Думал, ты уже на Четвертом небе бьешь морду святому Бернару, а вот, оказывается, как дело повернулось…
Взрыв дикой, почти ядерной мощи, грянул, когда мы были в полутора метрах от спасительного бетона. И одновременно, мгновение в мгновение, слух различил короткую пулеметную очередь.
Я и Дастин упали рядом. Рукав моей куртки стал неожиданно теплым – успел-таки схватить пулю или осколок!
Напарник просто лежал рядом глядя в мутное небо спокойными серыми валлийскими глазами.
В ушах возникла тихая, непрекращающаяся, навязчивая и неостановимая мелодия:
Дастина уже не будет ждать его Лили Марлен.
Когда-то давно, в другой реальности, в ином мире, я хотел учиться на врача. Я работал в госпиталях и в службе спасения. Я неплохо изучил, как выглядит смерть, и как жизнь.
Дастин был мертв.
Трое негритят в зверинце оказались, одного задрал медведь и вдвоем они остались…
Я сидел, привалившись спиной к бугристому теплому бетону, смотрел сквозь наплывшую на глаза пелену на мерклые облака, в которых растворялся огненный шар, и слушал хриплый женский голос, прилетавший ниоткуда.
Часть заключительная. «Почему и ради чего?…»
Кто из вас имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!
Глава 1, короткая. О быстрой смерти
Если верить наручному хронометру, я сидел рядом с Вратами уже не меньше трех часов.
Я не могу точно описать это место, однако уверен: оно существует, здесь красиво, а главное – спокойно.
Лес, сосновый. Вереск, валуны, солнце постоянно висит в одной точке, ближе к закату, отчего стволы деревьев светятся золотом. Масса спелой черники – подходи, зачерпывай горстью прямо на кустике и ешь. Неподалеку озеро с песчаным берегом – хочешь, иди купайся. Вода теплая.
Можно было бы подумать, что водная гладь окрестностей Врат должна непременно украшаться чем-то вреде лебедей или фламинго, однако у здешних декораторов безупречное чувство вкуса: если уж изображаем Карелию или Финляндию, значит, озеру вполне достаточно тривиальных уток, безо всякой пошлой экзотики.
Небо глубоко-голубое, в точности как на Земле, да если приглядеться и прислушаться к своим чувствам, то и получается: это Земля. Почти. Странно, конечно, видеть «зависшее» солнце или изредка обнаруживать на вкопанном в песчаный грунт деревянном столике то запотевшую рюмку ледяной водки и глиняную мисочку с солеными грибками, то кувшин с клюквенным морсом и горячие пирожки с зайчатиной, возникшие из пустоты.
Старикан, живущий в избе рядом со Вратами, из дома, как я видел, наружу не выходил. Тут безлюдно, а я-то дурак, всегда полагал, что возле Врат непременно будет толчея…
Ждать надоело. Я поднялся с лавочки, бросил в рот последний орешек, из тех, что собрал неподалеку, и двинулся по усыпанной палой хвоей тропинке к избе.
Дверь открыта, но я постучал костяшками пальцем о косяк.
– Да заходи, чего стоишь! – донеслось изнутри.
Старцу… Хотя нет, не старцу. Этому человеку лет, наверное, шестьдесят. Борода не самая ухоженная, клочьями, черная с обильными седыми прядями. Глаза не белые, как у финнов, а темно-карие, почти угольные. В общем, не похож дядька на обитателя северного озерного края, пускай и носит вышитую по рукавам и вороту длинную рубаху, меховую безрукавку и широкие, полосатые штаны. Два массивных ключа на узком кожаном поясе. Сидит за огромным квадратным столом, что-то пишет в толстую тетрадь. Едва я зашел, тетрадь была немедленно захлопнута – смотреть нельзя.
– Долго еще? – заикнулся я.
Дядька шумно почесал волосатую шею, и уставился осуждающе.
– Придет, придет. Никуда не денется. Потерпи. Хочешь, у меня посиди – поговорим.
– Не о чем мне с вами говорить, – буркнул я, разворачиваясь к двери, но остановился, услышав спокойный оклик.
– Можжевеловки отведаешь? Ядреная… Сам настаивал. Вообще, парень, тебе сейчас выпить не вредно будет. Хоть бы для смелости.
Я вздохнул, вернулся и сел на лавку напротив бородатого. Столешницу уже украшал графин с мутно-зеленой жидкостью, на дне которого сплелись какие-то иголки, похожие на еловые.
А можжевеловка и на самом деле ядреная – пробрало до слез. Дядька усмехнулся, налил еще по одной. Помолчал, побарабанил пальцами по столу. Проворчал наконец:
– Зря ты так… Сам ведь знаешь – из любого положения выход всегда найдется. Ты просто отказался искать. Пошел по самому простому пути. А ведь было сказано – ходите путями узкими… Знаешь, кто сказал? – Я нагнул голову. – Вот-вот. Узкий путь он посложнее и поухабистей, однако…
– Да подите вы со своими нравоучениями! – взвился я, отлично, впрочем, зная, кому именно хамлю. – Теперь ничего не исправишь!
– Ошибаетесь, молодой человек!
Новый голос, скрипучий, резкий и одновременно величественно-звучный, раздался за спиной. В дверном проеме, заслоняя низкие солнечные лучи, стоял он. Бывший аббат Клерво, святой и пресс-секретарь, седой и аристократичный Бернар. Знакомый безупречный костюм с визиткой и нежно-голубым галстуком-бабочкой. Трость в правой руке. Я уж было хотел подняться, сжимая кулаки, но бородатый владелец избы одернул, подвинул маленький граненый стаканчик с можжевеловкой и кивнул – пей, мол! Нечего тут тельняшку на груди рвать…
Я выпил. Полегчало – агрессия постепенно уходила. Бернар стоял там же, привалившись плечом у гладко оструганному косяку. Смотрел безмятежно.
– Юноша, слушайте, что говорят старшие, и засуньте свой максимализм в… карман. Самый дальний, – наконец усмехнулся Бернар. – Петр вам только что втолковывал – выход найдется всегда и везде. Надо только поискать тщательнее. Хорошо же, оставим нашего гостеприимного хозяина заниматься делами, а сами посидим на природе. На берегу озера, к примеру. Мне там нравится – первозданный покой. Спасибо, Петр.
Мы шли по тропинке бок о бок, святой помахивал темно-коричневой тросточкой с набалдашником в виде золотой сферы. Я едва плелся – устал. Да и от можжевеловой настойки чуть развезло. Странно – ведь я, вроде, нематериален, а алкоголь действует…