– В чем надо признаться? – абсолютно безнадежным тоном перебил я Бернара. – Какой последний шаг? И вообще, кому адресованы эти стихи? Я никогда не хотел заполучить никакую тайну, тем более запретную! Вы обвиняете меня в безверии? В отчаянии? Да, грешен. Каюсь. Там, на Афродите нельзя было верить ни во что и ни в кого! Там не было ничего настоящего!
– Отчего же, было, – поджал губы Бернар. – Например, то адское устройство, с помощью которого вы покончили с собой и в результате оказались здесь. Хорошо, я отвечу на ваши вопросы, однако я не вижу смысла в дальнейшей беседе – вы просто потеряли интерес к сущему. Итак. Стихи написаны той ночью, когда инквизиция сожгла последнего Великого Магистра ордена тамплиеров Жака де Молэ в 1314 году. Но процитированные строки можно отнести к каждому смертному, теряющему веру. К вам, например. Только что вы говорили, будто на Афродите не было ничего настоящего? Так зачем верить в не-реальность? Вы создали себе идола – уверовали, будто не-реальность стала реальностью. Идол вас и погубил…
Долгая пауза. Только тростники шумят.
– Оставалось подождать совсем немного и вам открыли бы истину, к которой вы потеряли интерес, заменив его собственным эгоизмом. Несколько минут… Но по крайней мере вы осознали свое безверие и отчаяние. Поняли, что эти грехи ведут к гибели. Возможно, к вечной гибели, – добавил он многозначительно.
У меня сердце провалилось куда-то в область левой пятки. Вот оно! Сейчас отправят в ад!
– М-да… – святой глянул на меня с сожалением опытного, сострадательного врача, видящего перед собой безнадежного больного. – Да не заслужили вы ада! И рая. И даже в чистилище будете лишним. Вот мы как сделаем…
Бернар встал, отряхнулся, поднял свой носовой платочек, аккуратно сложил и сунул в карман пиджака. Я осторожно поднялся вслед, гадая, какую пакость его святейшество придумал на сей раз. Явно ничего хорошего. Перестал я верить в хорошее.
Высокий седовласый джентльмен молча взял меня под руку и увлек наверх, по бережку, в сторону избы где жил бородатый Петр. Бернар подошел к дому, аккуратно постучал набалдашником трости в окно с простыми белыми занавесочками и остался ждать у крыльца.
Вышел Петр. На носу круглые очки в очень тонкой оправе – такие обычно носят пожилые работяги-мастера из старинных фильмов или жаждущие экстравагантности рок-звезды. Постоял на верхней ступеньке резного крыльца. Вздохнул.
– Значит, решили… – прогудел он и разлохматил пятерней бороду. – Впрочем, меня это не касается. Моя забота – Врата. Если никаких больше вопросов нет, идемте, провожу.
– А… а можно… – я оглянулся на Врата. – Простите, можно посмотреть на… на Него?
– Чего на Него смотреть? – Петр удивленно вздернул плечи. – Еще успеется. Потом когда-нибудь.
– Оглянись же, дурачок, – шепнул позади Бернар, – Он везде. В солнце, в деревьях, в воде. В тебе. Давай, иди. Своим навязчивым присутствием мы отвлекаем Петра от работы…
Зашел в дом, вслед за Петром миновал обширную горницу, поднялся по лесенке на второй этаж.
Запертая деревянная дверь, никакая не особенная, самая обычная. Словно притвор кладовки, содержащей соленья-варенья. Однако я даже и представить себе не могу, какие припасы могут обнаружится в кладовках жилища Петра.
Бородатый подвинул висящие на поясе два ключа, забрался ладонью в карман штанов, покопался и вытащил наружу небольшой серебристый ключик. Пальцем счистил пыль со скважины на двери. Замок тихо щелкнул.
– Иди уж… – Петр распахнул дверь. – Только в следующий раз приходи в гости нормально, а не крюком. Давай, топай.
Я заглянул внутрь, ахнул. Оглянулся на святого Бернара, остановившегося у подножия лесенки. Блистательный аббат только улыбнулся и мелко помахал рукой на прощание.
– Стойте! – я чуть отодвинул массивного Петра, а вперил взгляд в безмятежно ухмыляющегося святого. – Бернар, а как же Дастин? Это нечестно! Несправедливо, наконец!
– Шагай! – сурово приказал Петр, подталкивая меня в плечо кулачищем. – Никуда твой Дастин не денется. И чтоб без фокусов в будущем!
Я переступил порог, взглянул через плечо, но дверь исчезла, заместившись серой бетонной стеной.
…Я вытащил из ледяного брюха холодильника три синих баночки, одну вскрыл сразу, две засунул в карманы. Пусть немного прогреются. Настоящий ценитель пива не будет употреблять этот напиток ледяным. Еще одна упаковка из десяти банок под мышку – отнести наверх.
Я двинулся к лифту, попутно отправляя в глотку тоненький ручеек пахнущего хмелем напитка. Посверкивающая серебристым металлом кабина была в трех шагах, как вдруг створки начали сдвигаться. И захлопнулись перед моим носом.
Дежа-вю. Однажды так уже было! ОДИН В ОДИН!
Кстати, к холодильнику я направился чисто машинально, словно направлял кто-то. Бездумно забрал пиво и…
Матерь Божья! Это Комплекс! Нижний, складской уровень! И все происходит так, словно… Словно…
– Навигатор! – выкрикнул я, – Дата, точное время, обстановка!
– Я – Рамзес, – хрипло буркнул коммуникатор над кнопкой вызова лифта. – И чего тебе приспичило?…
– Исполняй, сука!! – страшно заорал я. – Не сметь пререкаться с человеком!
– Девятое апреля, 13 часов 25 минут стандартного земного времени. Обстановка без изменений – в охраняемом радиусе посторонних вторжений не зафиксировано. Шестьдесят две секунды назад в системе мониторинга отмечен сбой неясной этиологии. Проводится комплексная проверка системы и всех сетей.
Угу, вот как значит… Ай да святой Бернар!
Я саданул кулаком по кнопке. Рамзес, видимо уяснив, что сейчас со мною лучше не связываться, молчал в тряпочку.
Лифт у нас скоростной, но все одно мне казалось, будто кабина двигается чересчур медленно. Я одним махом прикончил все три баночки пива, бросил пустые упаковки прямо на пол, пошлепал ладонями по гладкой хромированной стенке, уронил и снова поднял несомую наверх упаковку с «Левенброем»… Наконец кабина мягонько остановилась, створки поползли вбок, но для быстроты я раздвинул их локтями.
Так, без всякого сомнения я нахожусь в коридоре административного корпуса – высокой баши-надстройки над черным пространством Комплекса. Бегом направо, к терминалу управления Рамзесом, занимающему огромный зал. Сразу за терминалом – жилые помещения.
Дверь в нашу комнату я открыл пинком.
Две койки, столик, телевизор. Завал из старых журналов. Компьютер. Плакаты с грудастыми кинозвездочками на стене. Рядом – фотки родителей и подружки Дастина, оставшихся на Земле. Голографическая картина – сверхдальний разведывательный крейсер «Эндимион», гордость Дальнего Флота.
– Привет!
– Привет, а мы тебя ждем.
– О, пиво! Давай сюда!
Они сидели на легких пластиковых стульчиках, возле громадного, в рост человека, окна, выводящего на горы и северо-западную часть Комплекса – тот самый район, который прежде подвергся уничтожению. Если вглядеться, то выходит, что ничего подобного никогда не происходило… Однако, сейчас это неважно. Я снова уставился на людей.
Дастин ничуть не изменился. Такой же рыжеватый, не слишком высокий здоровяк, со спокойными серыми глазами и тяжеловесной плавностью движений. Темно-зеленая армейская футболка с черной надписью на груди «Space Corps», черные штаны от нашего стандартного комбинезона. Сидит, нога за ногу, и, лыбясь во весь рот, смотрит на меня. Живой, абсолютно живой.
«Лазарь, выйди вон!…».
Вторая персона, жаждущая отведать прохладного пива, мне тоже вполне знакома. Такое не забывается.