Михайловский хотел вспылить, уйти, хлопнув дверью, но почему-то не смог. Он смотрел на Еву, и внутри у него все переворачивалось. Желание ее убить и желание любить ее – вот что он испытывал в данный момент.
– Обойдемся без расписок, – продолжила Ева, разодрав тетрадный лист в клочья. – Я тебя сразу предупреждаю – деньги мне твои не нужны, но если ты будешь жадничать и скупиться по мелочам, я тебя сразу брошу. Вообще я терпеть не могу жадин, зануд и алкоголиков. Мужчин с подобными недостатками для меня не существует!
– Теперь мои требования, – медленно произнес Михайловский. – Вернее, у меня одно только требование – чтобы ты была верна мне. И все. Больше мне ничего не надо.
– Хорошо… – не задумываясь, легко, даже как-то слишком легко согласилась она. – Я буду тебе верна. Без проблем.
Он притянул ее к себе (если быть точнее – сграбастал) и поцеловал. Когда он целовал ее, то обнаружил, что хотел этого с того самого мгновения, когда они сидели в Лапутинках в его машине – нос к носу. И во всем этом была только одна прелесть – прелесть падения в бездну. Пока летишь – еще жив, а что будет потом – лучше не думать…
Об Иве Михайловский не вспомнил – ведь то, что было с Ивой, назвать романом нельзя. Старая карга Вера Ивановна однажды назвала эти отношения связью. «Твоя связь, Данечка, с Ивой…» Продолжения этой фразы Михайловский не запомнил, поскольку меньше всего его волновало то, что о нем и его жизни думает тетка, но зато в памяти осталось это слово – связь. Пожалуй, оно наиболее точно характеризовало их с Ивой отношения…
Он прижимал Еву к себе и целовал уже куда попало – в плечи, руки, шею. Она не сопротивлялась – с какой-то холодной покорностью позволяла ему делать с ней что угодно. В полузакрытых глазах Евы поблескивала насмешка.
Но Михайловскому было уже все равно.
– Господи, Ева…
– Ну что, что?..
– Все, я пропал! – с мрачным отчаянием воскликнул Михайловский.
Ева встала, взяла его за руку и потянула за собой. Он покорно пошел за Евой, понимая, что находится в полной ее власти.
В комнате действительно царил беспорядок, но того рода, который бывает у людей, занятых работой, – повсюду разбросаны обрезки тканей, эскизы, поролон, мотки проволоки…
– А, ну да, ты же кукол делаешь! – вспомнил Михайловский. И тут, за стеклянной витриной, увидел этих самых кукол. Ива с ужасом говорила об этих созданиях, но Михайловский увидел вдруг их совершенно по-иному…
Конечно, он не особенно разбирался в этом, но куклы, которые делала Ева, были настоящими шедеврами. Михайловский испытал нечто вроде шока. Эта тонкая грань, которая разделяет ремесло и искусство… Так вот, Ева перешагнула ее.
Ее творения выглядели живыми. Безупречно-идеальными и в то же время – полными какого-то внутреннего страдания. У кукол было прошлое, была душа. В куклах была интрига! Наверное, Ева вкладывала в их создание все свои нереализованные детские фантазии и сказочные мечты.
Таинственный хрупкий народец населял этот дом, создавал эффект присутствия (с такими куклами, наверное, уже не будешь чувствовать себя одиноким!).
– Ничего себе… – севшим голосом пробормотал Михайловский, разглядывая маленьких созданий, которые, казалось, вот-вот должны были зашевелиться, заговорить. – Это все твое?
– Ага.
В этот самый момент Михайловский пропал окончательно – потому что увидел Еву не просто хорошенькой женщиной, от которой можно потерять голову, он увидел ее – творцом. Равной ему. Может быть, даже она была более талантлива в своем деле, чем он – в своем. Из-за такой необыкновенной женщины позволительно сойти с ума и наделать глупостей. Он, Михайловский, действительно пропал…
Он снова обнял ее, вдохнул запах ее волос, провел пальцами по атласно-нежной коже щеки. Усмехнувшись, снял заколку с ее волос. «Господи, а какая она красивая… Никогда таких красивых не видел!»
Она обняла его за шею. Тихо засмеялась.
– Что?
– Ты такой смешной…
Ева была безупречна во всем. Каждая линия ее тела, каждый изгиб… Небесная, дивная гармония. Наверное, бог, когда лепил ее, знал, что из его рук выйдет само совершенство.
Ива в сумерках сгребала граблями сухие листья на аллее, ведущей к дому. «Вот и август кончается… Господи, как быстро лето промелькнуло!»
От ворот позвонили.
Ива прислонила грабли к дереву и побежала открывать.
– Даниил! – сдержанно обрадовалась она гостю. – Проходи…
Ей очень хотелось броситься ему на шею, но, как и четыре года назад, с момента их знакомства, Ива не могла побороть свою застенчивость.
– Ты из города? Хочешь что-нибудь перекусить? Я испекла твой любимый яблочный пирог…
– Нет, Ива, спасибо. Я пришел с тобой поговорить.
На Михайловском был темно-синий легкий свитер, потертые джинсы, кроссовки. «В архиве был. Если бы ездил в издательство, то надел бы костюм…» – сделала Ива умозаключение.
Они сели на веранде. Ива зажгла свет, начала торопливо протирать стол, на котором до того чистила яблоки. В этом году с яблоками проблем не было, их уродилось больше обычного…
– Да погоди ты, сядь! – Михайловский нетерпеливо схватил Иву за руку. – Тут такое дело…
– Какое? – спросила она. – Откопал что-нибудь интересное в старых документах?
– Да. То есть нет… Ива, я собираюсь жениться. Ты должна знать.
В первый момент Ива обомлела – о таком счастье она даже не мечтала, но потом у нее мурашки побежали по спине. С чего она взяла, что Михайловский собирается жениться на ней?..
– Кто она?
– Это неважно. Но ты ее знаешь. Ты, Ива, мой друг. Ты даже больше, чем друг. Пожалуйста, не осуждай меня.
– Это Ева? Это Ева, да? – стараясь держать себя в руках, спросила она.
– Да.
Короткое слово прозвучало словно приговор. «Спрошу я стул, спрошу кровать: «За что, за что терплю и бедствую?» «Отцеловал – колесовать: другую целовать», – ответствуют…» – почему-то мелькнули в голове строчки стихотворения Цветаевой.
– Почему ты мне говоришь об этом?
– Ты знаешь, почему. Я не хочу тебя обманывать, – тихо ответил он.
«О, какое благородство!..» – мелькнула у Ивы в голове ироническая мысль. Она сжала кулаки, потом быстро разжала и сказала уже почти спокойно, даже доброжелательно:
– Послушай, Даниил, тебе не кажется, что это слишком скороспелое решение? Ведь не прошло еще… В общем, вы же совсем недавно с ней познакомились! И ты решил жениться?.. Ты?
– Представь себе.
– Наверное, это была ее идея? – кусая губы, улыбнулась Ива.
– Формально – да. А теперь я уже боюсь, что она передумает.
– Разве обязательно жениться?
– Да. Я должен любым способом удержать ее. Конечно, брак – это еще не гарантия, что Ева останется со мной, но все равно…
– Ох, Даня, Даня… Ты не думаешь о том, что когда-нибудь очень пожалеешь об этом своем решении?..
– Думаю. Но мне все равно.
– Ты… ты любишь ее?
– Я не знаю. Слишком быстро все… – Михайловский потер виски. – Помнишь, ты пригласила ее к себе, сюда? Так вот, как только я увидел Еву, с первого взгляда – я почувствовал нечто странное.
– Любовь с первого взгляда? – снова усмехнулась Ива. – Да разве она существует?..
– Нет, это не любовь с первого взгляда, это было что-то другое. Я увидел Еву и понял, что это – она. Она. Что мы каким-то образом связаны, и противиться всему этому бесполезно. Будь что будет, мне все равно.
– Ох, Даня… – Ива отвернулась, боясь, что Михайловский увидит слезы в ее глазах. Но тот мрачно разглядывал деревянный стол перед собой.
– Прости меня.
– За что?
Вместо ответа он взял ее руку и поцеловал. Потом встал и быстро ушел. Когда Ива осталась одна, силы окончательно ее покинули. Ноги подкосились, и она упала на колени, уперлась лбом в деревянный настил. Все почти как тогда, четыре года назад… Он сначала подарил ей свою любовь, а потом отнял. Все как тогда… Только в этот раз он не успел ее подхватить.
Ива не знала, что может быть так больно. Она застонала сквозь стиснутые зубы, а потом перевернулась на спину и стала биться затылком об пол. Она рвала на себе волосы, потом разодрала блузку. Кажется, она кричала… Ива собой не владела – как и тогда, в первую их ночь.