– Это Митя Алиханов! – вдруг властным, сердитым голосом крикнула Олимпиада. – Митя, глупый мальчишка, вы ужасно нас напугали!
Митя с Эрденом вышли на освещенное место.
– Совсем не смешно… – презрительно ленивым голосом протянул «социал-демократ» Костя. – Алиханов, вы бы придумали чего получше.
– А я испугалась! Честное слово, я прямо поверила, что это к нам настоящие волки подкрались! – захохотала Полина. Она висела на руке у какого-то долговязого субъекта в полосатом костюме и шляпе-канотье. Митя почувствовал укол ревности. «А чего я хотел? Глупо ждать верности от ветреной Поленьки…»
– Я тоже очень испугалась! – пискнула еще одна девица.
Толпа разом зашумела, все задвигались, засмеялись.
– Алиханов, вы из какого болота вылезли? – дерзко спросила Наденька. За год она выросла и очень похорошела. Митя почувствовал новый укол в сердце, на этот раз совсем иного свойства…
– Вы угадали, Наденька, буквально из болота… Мы с товарищем были на охоте. Господа, позвольте вам представить Макса Эрдена, он тоже юнкер Александровского училища.
Пока знакомились, Митя пробегал глазами по лицам – все словно стали серьезнее, взрослее, раскованней.
– А что вы здесь делаете в столь поздний час? – спросил Эрден бархатным, мужественным голосом, любезно и вместе с тем сдержанно улыбаясь, – присутствие энного количества барышень моментально мобилизовало его.
– Мы решили прокатиться на лодке, в лунном свете, – взахлеб принялась объяснять Полина. – Мама едва согласилась отпустить нас… Но это так романтично!
– Правда, тут же выяснились некоторые проблемы… – выступая вперед, пробасил Лужин, хорошо знакомый Мите.
– Какие же?
– Лодка-то одна! – с досадой воскликнул кавалер Полины, указывая на деревянные мостки, уходящие в воду. Возле них лениво покачивалась с боку на бок короткая пузатая лодка. – А нас вон сколько…
– Предлагаю бросить жребий, – сказал Макс.
– Отличная идея… А вы с нами? – возбужденно произнесла Наденька. – Суровцев, давайте сюда шляпу! Разыграем два билета – для него и для нее, совершенно произвольно… У меня как раз фанты остались – кому достанутся красные, те и выиграли!
Кавалер Полины протянул канотье.
Все происходило стремительно, в каком-то бешеном темпе, и привело Митю в азарт – он теперь лихорадочно мечтал о том, чтобы плыть вместе пришлось ему и Наде.
– Прошу, тяните… Теперь вы… Митя, ваша очередь…
Митя запустил руку в шляпу и вытянул красный фант.
– Алиханов, вам чертовски везет! Так, теперь барышни…
Митя был абсолютно уверен в том, что жребий выпадет Наде.
– Эрден, голубчик, поручаю тебе свое ружье, – обернулся он к товарищу.
И в этот момент в толпе возбужденно зашумели:
– Соня, Соня, тебе ехать, ты выиграла!
«Какая еще Соня?» – недоуменно, с досадой подумал Митя. Толпа расступилась, и он увидел высокую, очень тоненькую девушку в светлом платье, с темной косой, перекинутой на грудь. Она держала в длинных тонких пальцах красный фант.
– Сонечка, прости, что забыли тебя представить… Это Сонечка, наша двоюродная сестра. А это мисс Рита Вернель, гувернантка Сони. Мисс Вернель, вы не против, если вашу воспитанницу на некоторое время похитят? – закричала Надя, обращаясь к стоявшей в стороне маленькой сухопарой женщине лет тридцати с копной пушистых, блестящих, словно нимб, рыжевато-золотистых волос. – Она ни слова по-русски не понимает… – уже тише пояснила Надя.
– Надя, мисс Вернель не говорит по-русски, но она вовсе не глухая! – укорила ее Соня мягким, без всяких интонаций, голосом.
Мисс Вернель залопотала что-то на английском.
Митя испытывал противоречивые чувства: с одной стороны, он мечтал совсем о другой спутнице, но отказаться от прогулки сейчас было бы невежливо. С другой стороны, Соню он толком разглядеть не успел, и она вызывала интерес – такая хрупкая, беззащитная… Наверняка она была очень смиренной, «правильной» девицей, раз Анна Леонидовна все время ставила ее в пример своим дочерям.
– Прошу… – Митя протянул ей руку, и они с Соней пошли по деревянным мосткам к лодке.
Компания сзади шумела и веселилась, и голос Макса Эрдена уверенно вплетался в другие голоса. Тот, судя по всему, пытался общаться с мисс Вернель. К сожалению, в Красных казармах преподавали немецкий и французский…
Митя помог барышне сесть в лодку, взялся за весла. Через некоторое время они были уже далеко от берега, за бортом, в черной воде, дрожала яркая луна. Молчание казалось неловким – Митя, как кавалер, обязан был развлекать свою спутницу беседой, но он чувствовал себя несколько растерянно.
– Вы учитесь, Соня? – наконец спросил он, пытаясь припомнить, что рассказывали Бобровы о своей родственнице.
– Да, – тут же ответила она своим мягким, без интонаций, голосом. – В частной гимназии. Закончила шестой класс[2].
Они снова замолчали – стало слышно, как у другого берега, в зарослях камыша, надрываются лягушки.
Соня опустила руку, зачерпнула воды. Когда она наклонила голову, Митя обнаружил, что у нее длинная шея и маленькие, чуть оттопыренные уши. Красива была Соня или нет? Митя пока не мог понять. И этот тихий невыразительный голос…
– А в какой именно гимназии?
– Которая принадлежит Каретиной… Находится на Воздвиженке. Отец настоял, чтобы меня отдали именно туда. Там исключительный состав преподавателей и расширенная почти до объема мужских гимназий программа, – явно передразнивая кого-то, скорее всего – именно отца, назидательно произнесла она.
Митя засмеялся, и Соня – тоже. Когда она улыбалась, то становилось понятно, что у нее слишком большой рот. «Некрасива… – разочарованно решил Митя. – Слишком высокая, слишком тонкая, слишком несоразмерная какая-то, слишком невыразительная…»
Но тем не менее он во все глаза продолжал смотреть на нее.
– А читать что любите?
– Да все подряд… Кроме Чарской. У нас в гимназии Лидию Чарскую запоем читают, а я эту Чарскую ненавижу, – охотно пояснила Соня.
– Наверное, Северянина любите? «Королева играла – в башне замка – Шопена, и, внимая Шопену, полюбил ее паж…» Или ваш кумир – Ахматова? «Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король…»
Митя хотел убедиться, что барышня, ко всему прочему, еще глупа и сентиментальна (вышеназванные авторы считались модными салонными кумирами, слишком модными и салонными, чтобы ими увлекались серьезные люди), но Соня пожала плечами.
– Я Блока люблю. Александра Блока. Слышали про такого?
– К стыду своему – нет… А что, хороший писатель? – с любопытством спросил Митя.
– Поэт. «Ты и во сне необычайна. Твоей одежды не коснусь. Дремлю – и за дремотой тайна, и в тайне – ты почиешь, Русь…» – процитировала она.
– М-да, неплохо… – пробормотал он, пока еще не понимая, хороши ли услышанные стихи или их тоже можно причислить к высокопарным салонным виршам. – А что, мисс Вернель не слишком вас притесняет, Сонечка?
– Нет, нисколько. Она скорее моя компаньонка, нежели гувернантка, – серьезно ответила Соня. – Все находят очень удачным подсмеиваться над ней, поскольку мисс Вернель не знает русского, но это жестоко и несправедливо. Она замечательная, очень порядочная женщина, уж поверьте мне!
– А я и не думал нападать на мисс Вернель, – улыбнулся Митя – его растрогала та горячность, с которой Соня защищала англичанку.
Она наклонилась, выбросила ветку, лежавшую у нее под ногами и мешавшую ей.
– Что за духи такие у вас? – с интересом спросил Митя.
От Сони едва слышно пахло чем-то тонким, очень нежным.
– Самые обычные… «Виолетт-де-парм». Но я ими почти не пользуюсь – запрещено. Не дай бог прийти в гимназию надушенной – мигом вызовут отца! Это сейчас мисс Вернель дает мне поблажку… У мамы есть «Коти», «Убиган». А еще сейчас в моду вошли французские эссенции. Например, ландышевая… Маленький пузыречек заключен в деревянный футлярчик. К притертой пробке прикреплен стеклянный пестик, с которого капаешь одну-две капли на волосы или платье. Аромат сохраняется долго, причем полная иллюзия натурального ландыша. Единственный недостаток, что стоят эти эссенции очень дорого – десять рублей за флакон…