«Что у вас там творится?! – в ужасе спрашивала в письмах Зайка. – Я смотрела Си-эн-эн. Слушай, если вдруг что-нибудь понадобится, пиши, не стесняйся! Я же зарабатываю. Так здорово, что у вас будет ребенок! По-моему, дети – это самое большое чудо на свете. Особенно дети от любимых».
Худшие опасения подтвердились, когда в день зарплаты Сережка пришел мрачнее тучи. От него разило табаком, и это было скверным знаком: Сережка курил крайне редко, лишь в минуты сильного волнения.
– Что случилось? – спросила я.
Сережка устремил на меня взгляд побитой собаки и бросил на стол сто восемьдесят рублей.
– Это все. Повышения не будет. Финансирование прекращено. И еще… стройка заморожена на неопределенный срок.
Несколько секунд я тупо таращилась на мятые купюры, потом опустилась на стул, запустила пальцы в волосы, мучительно соображая, как мы будем жить месяц на деньги, которых по нынешним меркам хватит разве что на две недели… По полу потянуло холодом, я почувствовала, как мерзнут ноги.
– Значит, квартиры не будет?
Сережка молча покачал головой.
– Что же нам делать? – жалобно спросила я мужа.
Он отвел глаза. Впервые я видела Сергея таким несчастным и растерянным.
– Есть еще гранты… А вообще, нам предложили неполную неделю. То есть кто хочет, может приходить на работу три дня, а в оставшиеся два подрабатывать где-то еще. Я уверен, это ненадолго. Просто такой период. Скоро все нормализуется. Ты только не волнуйся, я обязательно что-нибудь придумаю…
Сережка вымученно улыбнулся. Он изо всех сил старался бодриться, но получалось неважно. Будто почувствовав неладное, в животе глухо заворочался сын. Если бы не беременность, я бы устроилась на какую-нибудь подработку – в школьную продленку, кружководом в детский развивающий центр, на худой конец уборщицей… А кому я нужна с семимесячным пузом, одышкой и отекающими ногами? Даже нагнуться толком не могу – ставлю ногу на галошницу, чтобы застегнуть сапоги. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой слабой и беспомощной, от этого тягостного ощущения было трудно дышать, хотелось ругаться и плакать. Впервые я подумала, что мама была права: не следовало заводить ребенка в смутные времена. Надо было подождать…
– Нам следовало повременить с ребенком, – озвучила я свои мысли.
Сын яростно заворочался, словно в самом деле мог что-то слышать и понимать, крохотный нерожденный кусок плоти. Плод любви и неосторожности.
Сережка посмотрел на меня так, словно я ударила его ниже пояса.
– Не смей так говорить, слышишь? Я найду выход, я заработаю деньги, обещаю. Ты мне веришь?
Я кивнула.
Сережка прижался лицом к моему животу, и ребенок умиротворенно притих. Я перебирала жесткие волосы мужа, и мое сердце заходилось от жалости к нему, себе, нашему будущему ребенку, вынужденному появится на свет в смутное и опасное время. Бедный, бедный мой Сережка, ему-то тяжелее всех. Что может быть страшнее и унизительнее для молодого, умного, успешного мужчины, чем осознание собственного бессилия перед фатальной несправедливостью судьбы, осознание невозможности обеспечить достойное существование своей семье? Неожиданно это понимание прибавило мне недостающих сил. Мы молоды, здоровы, любим друг друга, и это главное. Вместе одолеем проклятые обстоятельства. За черной полосой непременно последует белая. Главное – не сломаться, не опустить руки. Всего каких-то два месяца, и я перестану быть беременной, найду работу… Мы обязательно что-нибудь придумаем, выкарабкаемся, мы еще покажем всему этому долбаному миру… У нас все будет хорошо…
«Все будет хорошо…» Я повторяла эти слова, как мантру, черпая в них спокойствие и уверенность. Настанет завтрашний день, тучи рассеются, выглянет солнце. Самое яркое солнце на свете…
Завтрашний день выдался пасмурным и угрюмым
Хозяин квартиры поднял арендную плату.
– Все дорожает, – объяснил он, озвучив сумму, превышающую наши возможности.
Найти новую квартиру по приемлемой цене за две оставшиеся недели мы не смогли.
– В тесноте – не в обиде, – сказал Георгий. – Да и не дело это – по чужим углам шариться, когда своя квартира имеется. Родится ребенок, будет кому за ним приглядеть, пока Санька в институте.