— Отве-е-е-ть, — а я, наверное, заискиваю и жалобно прошу.
— Не главное, конечно, но для кого-то важное, — она качает головой и добродушно улыбается.
— Есть разница? Ты не с каждым, я полагаю… — пытаюсь что-то там начать.
— Нет, не с каждым. Выбираю, безусловно.
— Я, по-видимому, подошёл? Параметры совпали? Или просто повезло? Нарвался, когда возвращался домой? Как этот выбор происходит?
— Посмотрим. Рано пока судить о совместимости. Ты должен проявить себя в постели и…
— Покорить?
— В точку! Но ты мне, чисто внешне, конечно, понравился, — пожав плечами, серьёзно произносит. — А ты не мог бы помолчать?
— Мешаю?
— Отвлекаешь.
И всё-таки:
— Ты ведь пошла со мной, — борзею и настаиваю на своём. — Предложил и…
— И что? Всё. Точка. Такое трудно объяснить. Не люблю, когда мужчина допытывает, тем самым будто бы напрашиваясь на сальный комплимент.
— Ты за мной следила?
— Нет. Он, — смотрит поверх моего плеча, — меня навёл. Ты был поставлен на карандаш маленьким котом.
— Кот следил?
— Это обидно, мальчик. Павел — всё-таки не кот, а мой…
— Сутенёр? Ты немного забываешься.
— Чёрт, не могу. Скажи, смешно? — хихикает в крепко сжатый кулачок.
До адских колик!
— Это новая игра? Ты что-то написала на коленке, пока в отпуске была, и решила прогнать сценку по ролям, раздав, как приговор, слова?
Пожалуй, нет. По крайней мере, жена меня не слышит и ни черта не понимает, но бред нести не прекращает.
— Тшш! — приставляет к носу палец. — Передо мной находится здоровый и железный человек. Горячий и холодный. Расправленные плечи. Косая сажень, да? Гордая осанка, сосредоточенный взгляд, серьёзное, вернее, злое и насупленное лицо. Я сразу поняла, что ты не чмо.
— Чмо? — а у меня на лоб ползут глаза.
— Да. И такие экземпляры, к сожалению, попадаются, — жена смешно целует в щёку и тут же растирает испачканную помадой кожу. — Вкусно пахнешь и не выступаешь. Иногда. Это просто для заметки. Покладистый?
— Спасибо.
— Всё одновременно. И внешность, и запах, и голос. Идеальный кандидат.
— Голос?
— Уверенный, негромкий.
— Полагаешь, я никогда его не повышаю?
— Нет.
— Ты сказала, что…
— Думаю, если ты кричишь, то для этого есть очень веские, вероятно, страшные причины или обстоятельства. Голосом можно многого добиться. Необязательно орать, чтобы быть услышанным.
— Это комплимент?
— Я просто констатирую факт и сообщаю о результатах наблюдений.
— Я под колпаком у женщин с социально низкой ответственностью? — погружаю указательный палец в ложбинку между Олиных грудей. — Когда мы снимем эту штуку?
— Когда распишем пульку. Руки! — шлепает по пальцам. — Кыш-кыш. Не наглей и убери.
— Э-э-э, — пространно замечаю.
И смех, и грех. И слёзы, и печаль. По-видимому, вечер будет очень долгим, а ночь, наверное, игривой. Она настроена на разговор или от неприятностей через подобную игру увиливает?
— Ты выпила? — вожу носом, принюхиваясь по-собачьи к запаху и свежести её дыхания.
— На работе не пью. Как такое может быть? М-м-м, да ты красавчик, мальчик, — теперь сжимает мои сиськи, покрывшиеся табуном мурашек, прокручивая при этом с небольшим нажимом скукожившиеся соски, случайно или специально задевает обручальное кольцо, раскачивающееся на кожаном шнурке. — Это что?
— Женское колечко, — прижав подбородок к основанию шеи, слежу за тем, как острый полукруглый ноготь обводит контур золотого ободка. — Примеришь?
— Чьё?
«Твоё!» — разумом визжу, но всё-таки выдерживаю звуковую паузу. Кустарно разыграв немую сценку, горжусь собой и поднимаю планку, тем самым повышая уровень самосознания до недостижимых ранее высот. Дышу, намеренно молчу в эфире, однако же ментально слишком громко говорю. Затем моргаю несколько раз и, тяжело сглотнув, вдруг еле слышно отвечаю:
— Жены.
— Женат, значит, — бормочет недовольно.
— Да. Проблема?
— Ха! — запрокинув голову, сильно выгибает шею. — Считаешь, всё нормально? Пока ты развлекаешься со мной, она сидит дома и ждёт, когда вернётся с блядок пропахшее чужим парфюмом чмо.
— Всё же чмо?
По-моему, кто-то слишком забывается.
— Да, мне очень жаль, но тут вообще без вариантов.
— В чём дело? — я настораживаюсь, стряхивая морок с разума и глаз. — Говори! Стыдливая и чересчур сознательная? Не можешь оседлать чужого мужика?
— Какой же ты подлец-ц-ц, красавчик, — сипит протяжно в потолок и громко восклицает, — отменный грёбаный предатель! Изменяешь бабе, которой клялся в верности, которую обещал любить и на руках под настроение носить, — безобразно скалит зубы, клацает, а напоследок закусывает нижнюю губу до безобразной синевы. — На что рассчитываешь? Простит и всё забудет?
— Лёль?
— По-твоему, ночь или интрижка со шлюхой изменой не считается? Ты должен был сказать, что не женат. Вообще не рубишь, да?
— Соврать, что ли? — приближаюсь к ней лицом, задевая кончиком носа пульсирующую венку на тонкой шее, провожу вверх-вниз, щекоча блестящую от странной влаги кожу. — Ты сверкаешь. Какие-то хрусталики, драгоценные камушки, — аккуратно снимаю пальцами переливающуюся пудру, растираю, принюхиваюсь и даже пробую на зуб. — М-м-м, вкусно.
— Наелся?
— Нет. Это проблема?
— Какая? — Ольга возвращается ко мне, приложившись подбородком о мой лоб, злобно шикает и грубо чертыхается. — Да, блин! Юрьев, отвали! Как ребёнок, чёрт возьми. Всё, что не увидишь, сразу тянешь в рот.
— Юрьев, значит? — захватив её затылок, удерживаю в удобном положении. — Смотри-ка на меня, ночной строптивый мотылёк. Ты…
— Отпусти! — выкручивается, лишь сильнее наматываясь на моё запястье. — Ай-ай, волосы! — негодующе вопит.
— Терпи, — вцепившись в кожу пальцами, направляю её голову, удерживаю строго перед собой, и не спуская с Лёли глаз, задушенно хриплю. — Сколько?
— Что «сколько»?
— Сколько хочешь за десять дней со мной? Без передышек в койке и настое.енивших скандалов. Вдвоём. Голые, сытые, довольные. Спокойное общение и ванильный секс. Ну? Идёт?
— Десять дней? — сводит вместе ноги, сжимая, будто бы в тисках, меня. — Больно!
— Прости, — мгновенно ослабляю хватку. — Десять дней, до конца месяца. Только ты и я. Никаких звонков, рабочих моментов, гостей и прочих личностей.
— Тебе не хватит…
— Денег?
— Да! — упирается кулаками. — Это не смешно. Довольно.
— Наше стоп-слово «довольно» или «не смешно»? — прыснув, задаю вопрос. — Пошловато для тебя. Давай…
— Ром, перестань. Я так не хочу.
Работает стабильно и даже безотказно. Никаких осечек и торможения юзом. Я убираю руки и отхожу на несколько шагов назад.
— Извини, — потупив взгляд, шепчу. — Перегнул?
— Определенно.
Это означает «да»! Ольга спрыгивает на пол и поправляет сползшую с плеча бретельку кружевного лифа.
— Здесь, что ли, обитаешь? — заинтересованно обводит взглядом кухню.
— Это кухня. Здесь я завтракаю и ужинаю. Сплю там, — рукой указываю куда-то в сторону, затем себе за спину. — В каком направлении скрылся мелкий сутенёр? Бросил и ушёл? — смотрю на пол, а именно, на наши ноги. — Может, снимем эту ерунду? — киваю на колодки, сжимающие и впивающиеся тонкими ремешками ей в стопу. — Тяжело, наверное?
— Красота требует жертв, но раз мы стали договариваться об условиях, то можно, — снова забирается задницей на стол. — Разговор становится предметным. Зайчик, помоги, — согнув в колене ногу, поднимает, чтобы возложить мне на плечо, — только осторожно, — выставляет тонкий палец, попадая светлым кончиком мне в нос.
Замечательный обзор! Порнографические — по-другому и не скажешь! — трусы впиваются в женскую промежность, на которую я сейчас смотрю, как на что-то аппетитное и вызывающее ни хрена себе какое слюноотделение.
— Сосредоточься на застёжке моих туфель, мальчик, и не глотай, что между дёсен вдруг насобирал. Я сухость не терплю. Запас воды нам стопудово будет нужен.