— Армав-и-и-и-р, — продолжая играть, вдруг неожиданно выскуливаю название небольшого города. — Мне, кажется, хана.
Отечественная география здорово очищает мозг и отвлекает от навязчивых и нехороших мыслей, связанных с неизбежной смертью при приближающемся родоразрешении.
— Тебе на «Р», — обмякаю на его груди. — Боже, словно печка. Юрьев, твою мать, ты заболел? Нашел время. Простудился летом, что ли? Ромка-Ромка! — потираюсь об охваченную пламенем мужскую кожу.
— Нет.
— Температура?
— Нет. На мне одна рубашка, операционные штаны и резиновые тапки, надетые на босу ногу. Оль…
— Ядерный реактор, честное слово. Отойди, — пытаюсь отпихнуть, но ни черта не получается. — На «Р». Говори на «Р», — сиплю ему на ухо.
— Рим.
— Нет такого города, — хихикаю, как идиотка.
— Столица Италии.
— В России, Рома. Мы перечисляем только наши города. Деревни и тому подобное, конечно, не считаются. У нас по области только этих Ольгинок штук пять.
— А областные центры?
— Что?
Я не понимаю, о чём мой муж бормочет.
— Рыбинск, — с ответом всё равно находится довольно быстро.
Чёрт-чёрт! Лучше бы молчал.
— На «К»? Опять? — зубами прихватываю кожу на его щеке. — Ты сладко пахнешь, — щекочу кончиком носа губы мужа, вытаскиваю язык и провожу им, попадая острием в его ноздрю. — ПОтом, кровью и какой-то цитрусовой хренью. Господи, я точно сейчас вырву. Надушился, как гусар, случайно заглянувший в доморощенный бордель.
— Калуга, — держит крепко и не собирается сдавать своих позиций. — Доморощенный?
— Это означает местный. Голова совсем не варит.
— Ещё бы! Снаружи адская жара и бешеная влажность. Оль, я произнес: «Калуга».
— Господи, на «А»? Серьезно?
— Пора взять помощь зала, Лёлик.
Он снова намекает на врача.
— Она ещё не пришла? — отрываюсь от него, поднимаю голову, чтобы встретиться с Юрьевым глазами. — С именем не передумал?
— Нет.
— Боже, это будет очень смешно, — ладонью прикрываю рот. — Твою мать, — морщусь от резкой боли и снова утыкаюсь лбом в глубокий треугольный вырез голубой рубашки. — Тебе идёт этот наряд. А декольте — отпад!
— Матери только не говори, — он прыскает в мою макушку. — Цвет вообще не мой.
— Ерунда.
— Какой-то детский, что ли.
— Прекрасно оттеняет твои наглые глаза и…
— Не говори ей о таком, пожалуйста.
— Боишься? — разминаю пальцами его поджарые бока. — Похудел, любимый?
— Всё в норме. Ты поняла про Марго?
— У-у, — с ним не соглашаюсь. — Пройдешь обязательную переподготовку. Думаю, годика через два получишь нужное свидетельство предустановленного образца и откроешь собственную практику. Вот тогда мы заживем. Схватки ты считать уже умеешь. Чего там, в самом деле? Да и с женской анатомией Роман Игоревич не понаслышке знаком. Родственная составляющая, так сказать, обязывает. По сути дела… — на одну секунду замолкаю, пропуская очередные спазмы, которых действительно стало на порядок больше.
Я тяжело дышу, а временами просто задыхаюсь, но не от недостатка воздуха, а от того, как мощно сокращается место под моей грудиной и та большая полость, где сейчас находится наш с Юрьевым ребёнком.
— Оль? — муж аккуратно встряхивает. — Не отключайся, солнышко. Как дела?
«Зови врача!» — надо заорать, но специфические пунктики характера свистят о том, что всё еще в пределах нормы. Чем дольше потерплю, тем быстрее расправляюсь с этой, черт возьми, живой проблемой.
— Процесс естественный, Роман Игоревич. Господи, — теперь заливисто смеюсь, — хочешь ещё один анекдот расскажу?
— Раз ты настаиваешь…
Правильно делает, что соглашается. А если нет, то будет только хуже.
— На приёме у гинеколога женщина с подтвердившейся беременностью задает интересующий её вопрос, — вальсирую на последнем слове, повышая тембр собственного голоса.
Хочу, чтобы он спросил, поэтому так лихо изгаляюсь.
— Какой?
Вы посмотрите, какое между нами существует взаимопонимание, сильное притяжение, мощное по силе единение, сплетение рук… Судьбы сплетение?
— Милый доктор, скажите, пожалуйста, в каком положении я буду рожать? А он ей отвечает: «В том же, в каком зачали этого ребёнка».
— Не смешно, но всё логично, — муж направляет нас к специализированной кровати.
— Куда ты?
— Я позову врачей. Ты слаба и схватки стали непрерывными и продолжительными, думаю, что появление на свет малыша — вопрос времени. Причем довольно быстрого.
— Какой у меня умный муж, но анекдот ещё не закончен, — упираюсь босыми пятками в стерильный пол. — Юрьев, отпусти! Я могу самостоятельно передвигать ногами. Я не больна и…
— Неужели я буду рожать в дорогом автомобиле с высунутой в окно ногой? — муж за меня заканчивает, почти формулируя «мораль сей басни». — Всё? Готова? — присаживается, чтобы удобнее взять и на руках, судя по его позиции, перенести меня в кровать.
— Не надо, — отскакиваю, выставляя руку перед собой. — Я не хочу, — по-воровски оглядываюсь по сторонам, внимательно слежу за его перемещением, фиксирую любое действие. — Я не хочу рожать. Уйди! Пять шагов назад, — шурую задом, пока не утыкаюсь жопой в угол, задевая этажерку с какой-то медицинской хренью. — Я домой хочу, — притиснув кулаки к губам, пищу куда-то вниз и внутрь.
— Всё будет хорошо, — сдается и в нужном жесте поднимает руки, обращая их ладонями ко мне. — Иди сюда…
Я не успеваю сориентироваться, как тут же оказываюсь рядом с ним. Обняв меня за талию, он направляет нас к разобранному спальному месту.
— Я позову… — не успевает договорить, потому как знакомый женский голос его интеллигентно обрывает.
— Добрый день, детвора! Чем тут занимаетесь?
Пока играем в города и ни черта не продвигаемся.
— Уже рожаете?
На ней надета больничная розовая форма: свободная рубашка, правый верхний уголок которой занимает небольшая аппликация с белым аистом и голеньким ребёнком, и широкие штаны, смешно подвёрнутые у мелких стоп.
— Я спрашиваю, как дела? Опять ругаетесь?
— Всё в порядке, — отвечает муж. — Не до этого сейчас. Хотя повод есть.
Вот это да!
— Какой? — я даже напрягаюсь.
— География. Ложись, жена, — подсаживает, затем закидывает мои ноги и расправляет задравшуюся бумажную сорочку. — Тшш! — приставив палец к носу, добродушно улыбается. — Послушаем, что скажет этот врач?
— Я готова, — зачем-то складываю руки на груди, вытягиваю ноги и, формируя треугольник, по-мертвецки раздвигаю стопы, а запрокинув голову, вдобавок прикрываю веки. — Делайте со мной, что хотите. Устала выступать.
— Спать? — свекровь игриво переспрашивает.
— Выступать, — не раскрывая глаз, спокойно исправляю.
— Спать будем дома, — Марго как будто бы не слышит, её прохладная рука ложится на мой лоб и поправляет скомканные волосы. — Олечка, пора рожать. Что скажешь, детка? — целует мягкими губами в щеку.
Ей лучше знать. Маргарита Львовна помнит своё дело как никто. А сколько через эти руки детворы прошло, уже не считать.
Три месяца назад мы подписали с Юрьевым контракт, затребовав от клиники так называемые партнерские роды. Однако в договоре чётко прописали, что в качестве сопровождающего лица во всем процессе будет выступать Марго. Такой себе внимательный профессиональный наблюдатель…
— Если хочешь, можешь покричать, — убирает налипшие на мой лоб мокрые пряди, осторожно оттянув резинку, заправляет их под шапочку. — Всё нормально. Ты умница, а малыш потихоньку к выходу головкой пробирается. Сейчас небольшой отдых, а потом…
— Опя-я-я-ть? — я жалко крякаю.
— Нужно зайчика родить, — поправляет воротник моей сорочки. — Жарко, детка?
Не то слово! Погода, видимо, сдурела. Ещё бы! Такой особый, важный случай. Почти великий день и даже больше.
— Криком не поможешь, — разочарованно вздыхаю.
— Правильно, но иногда неплохо выплеснуть всё то, что накопилось.
— Я хочу, чтобы Вы были там, — киваю на свои разложенные на больших упорах ноги. — Мне будет спокойнее, когда Вы его примите. Я не доверяю той тёте, — последнее шепчу. — Кто она такая?