— Выдержу, Ромочка, выдержу. Привыкай! — жена хихикает и прячется в ладонях, как за тяжёлым занавесом. — Господи, я вышла замуж за тебя.
А я женился!
— Уже жалеешь? Три!
— Нет, — убирает кисти от лица. — Я никогда ни о чём не жалею. Предпочитаю что-то делать, чем бездействовать, сложив покорно руки.
— Поговорим? — киваю на её подушку. — Ничего не будет.
— Не отстанешь?
— Не привык сдаваться. Я человек действия, а ты моя цель.
Моя! Думаю, это Лёлик уже и без объяснений поняла.
— Лучше смерть, чем унижение?
— Так точно, — собираю скомканное одеяло, отталкиваю гору, подальше убираю, освобождая место. — Забирайся, а я угощу тебя мороженым.
— М-м-м…
Жена — большая сладкоежка, но маленькая лакомка, просто-таки тащится от сливочного угощения. Лёльку мясом не корми, а дай набить живот холодным взбитым молоком, сладкой ватой и медовой пахлавой, коих на местных пляжах, как говорится, с головой.
Бархатная тёплая кожа исходит мелкой россыпью мурашек, встающих от моих прикосновений: вожу рукой, очерчивая пальцами выступающий плечевой сустав, опускаюсь ниже, чтобы прищипнуть локтевую кость, и бережно царапая тонкое предплечье, торможу на гладком шарике маленького запястья.
— Можно это снять? — дёргаю свою рубашку на её груди.
— Зачем?
— Я тебя не рассмотрел, а сейчас хотел бы ознакомиться с подробностями.
— Так спешил, что родинки не посчитал? — хихикнув, Лёлька скрывается мордашкой на моём плече. — Ром, стыдно.
— Раздевайся.
Неспешно поднимается, но шустро ёрзает на заднице, подальше отползая от меня. Расположившись ко мне спиной, возится с планкой, пропуская через петлицы меленькие пуговицы и наконец раскрывшись, снимает уже помятую рубашку.
— Ну, как? — повернув голову, вполоборота задаёт вопрос.
— Улёт! — с присвистом заверяю. — Будь добра, повернись сюда.
— Обойдёшься.
— Опять до трёх считать?
— Выключи свет.
— Нет.
— Я не привыкла.
— Час назад ты подо мной скулила.
— М-м-м.
— А что такое?
— Зачем напомнил?
— А что такого? — еще разочек повторяю.
— Я выла, как глупое животное. Мычала, словно на местной бойне проходила пересменка и мне не понравились руки молодого палача, — бухтит, по-прежнему не поворачиваясь лицом.
Ровные плечи, шея и спина. Узкая талия и растёкшийся на матрасе когда-то идеально круглый зад. Тонкие, непропорционально длинные руки, и перекрещённые в районе лодыжек ножки.
— Покажи себя.
— Ты услышал, что я сказала?
— Услышал.
— Тогда ты тоже раздевайся, — демонстрируя мне профиль, предлагает.
— Хорошо.
Подцепив большими пальцами пояс и упёршись лопатками в кровать, приподнимаю таз и стягиваю вниз широкие трикотажные штаны и остаюсь, в чём мать родила.
— Э-э-э… — Ольга зажмуривается, закусив нижнюю губу, блеет молодой козой. — Рома-а-а…
— Да-да?
— Боже, это ненормально.
— Ненормально закрывать глаза. Ложись сверху.
— Вопрос «зачем», я так понимаю, не стоит задавать? Он неуместен?
Умница моя!
— Я хочу поговорить со своей женой.
Вижу, что боится, считываю каждый неуверенный женский шаг, наблюдаю за тем, как мнётся и скрывается, пряча под длинными ресницами глубокий взгляд. У Лёльки непростые глаза. И это не обычная оговорка, а достоверный факт. Под соответствующее настроение они почти мгновенно изменяют цвет. Оля злится — её глаза светлеют, превращаясь в высушенный, соскучившийся за влагой, пешеходами замызганный асфальт. Теперь она чему-то радуется, а радужка теплеет моментально. А ещё, когда жена смотрит на меня, то я, как побеждённый злой медузой, в камень превращаюсь и теряю с большим трудом налаженную с миром связь.
— Какие планы на будущее? — вожу рукой, выписывая на хрупком позвоночнике чудные вензеля. — Что притихла?
— Слушаю твою дыхание. А ещё… — резко начинает, но также резко осекается.
— Угу? — скашиваю на возящуюся на моей груди глаза.
— Почеши мне спинку, — Ольга дергает попой, сжимая-разжимая ягодицы. — Это очень приятно. Ну же, Юрьев! Давай-давай. По затаившемуся состоянию понимаю, что тебе чего-то хочется, но чего…
— Никак не можешь осознать?
— В нужную точечку, любимый. Как иголочкой по яичной скорлупе. Ты так предупредителен, что мне становится страшно. Муж, читающий мысли жены, это нечто из другого мира.
Ну, что сказать?
— Нечто?
— А?
— Продолжай, пожалуйста. Я внимательно слушаю.
— Много болтаю? — я пару раз моргаю. — Полагаю, что даже в магазин женского нижнего белья я теперь не смогу пойти, чтобы не рассинхронизировать с тобой мозги.
Молча продолжаю делать то, что до её просьбы совершал.
— Ты болтушка, Лёлик?
— Есть немного. Люблю мальчиков стебать! М-м-м, вот так, вот так, — специально подставляется, — ласкай меня, — шепчет в основание шеи, обдавая кожу тёплым воздухом, который на каждом слове выдыхает.
— Что ещё предпочитает молодая жена?
— Когда ты трогаешь грудь, я млею.
— О-о-ох, чёрт!
Ну ни хрена себе она ввернула?
— Лёль, ты… Хорошо подумала? — тяну слова.
— Да. Мне нравится, как ты обращаешься с моим телом. Знаешь, всё же стоило так долго ждать, чтобы сегодня разойтись по полной.
— Долго? Тебе восемнадцать лет, звезда пленительного счастья. Сколько же ты ждала?
— Не придирайся к тому, что я сказала.
Да и в мыслях, если честно, не было. Но фраза о том, что Ольга засиделась в «девках», сильно напрягла. По-моему, я начинаю понимать, что говорила моя мать, когда доказывала с пеной у рта о невинности будущей избранницы единственного сына. Так уж вышло, что мы с Лёлькой друг у друга стали первыми. Нам, конечно, не с чем сравнивать, как и не к чему придраться, да и не из-за чего поскандалить, и напоследок, не в чем друг друга обвинить. Совершенно всё равно, с кем она встречалась до нашей встречи, главное, что теперь все подобные свидания для неё навсегда прикрыты.
— И всё же? Я чуть с ума не сошёл.
— Ну, — щурится смешно, — не сошёл же. А от чего? Дай-ка угадаю, — я вижу, как она закатывает глаза, определенно слышу, как щёлкают мозговые перфокарты, переворачивая каталог простых событий, а чересчур подвижные синапсы связываются с удачно подвешенным языком, чтобы упаси Господь, его хозяйка чушь случайно не снесла. — Вот так сильно ты меня хотел, да?
— Нет, но ты язвительная стерва, Юрьева.
И да! Я её хотел. Правда, до некоторых пор совсем не подозревал, что тяжело смирять желание в то время, как объект просто-таки адского хотения фланирует со мною рядом, придерживая прыть за руку, и заглядывая при этом щенячьим взглядом в лицо.
— А то! — гордо задирает нос. — Короче!
— Да-да?
— На первом месте, конечно, институт. Ром, что думаешь? — приподнявшись, укладывает под свой подбородок тёплые ладони. — Я хочу окончить ВУЗ и устроиться на хорошую работу.
Хочу? Прямо заявляет о своих желаниях. Не виляет, не подыскивает фразочки, чтобы улизнуть и выкрутиться с ответом.
— Ты всё уже решила?
— Тебе, мужчине с высшим юридическим образованием, нужна полуграмотная дама, которой ты мог бы только чухать зад и потирать соски? Тебе будет интересно находиться с такой, например, в компании своих друзей? О чём мы будем говорить, когда начнем встречаться за чашкой кофе по утрам? На чём станем выезжать, если вдруг поссоримся?
— Оль, мои друзья — менты! Считаешь, что высшее образование нивелирует последствия каких-то ссор?
— Да! Твои друзья, Юрьев, офицеры полиции, причем разных сословий и мастей.
— Это звания, — спокойно поправляю.
— О-о-о! — Оля раздражается, но всё же продолжает. — Не нужно опошлять выбранную профессию, употребляя бандитский сленг. Мне, как твоей жене, это неприятно. А если настойчиво придерживаться подобной терминологии, то ты ещё и «волк позорный», и «мусор», и даже «держиморда».
— Ты не ответила на мой вопрос, зато устроила дискуссию, чтобы щёлкнуть мужа по носу, — сжав сильно ягодицу, жду её «звонка».
— Ай! Придурок! — заведя себе за спину руку, лупит по моим клешням. — Что ты делаешь? Юрьев, прекрати. Это неприятно.