— Пусть так. Это ваше дело. Если честно, то приятно было видеть, что его ладонь с любовью обработана и тщательно забинтована. Начальник безопасности со сквозным ранением в руку достойно смотрелся, пока не морщился от боли, как девочка, или по причине утраченного чувства собственного достоинства, потому как Сашка подкуривал ему сигарету. Правая ладонь до сих пор скулит, Юрьева. Ты хоть бы пожалела его.
— Не лезь не в своё дело, Красов, — молниеносно обрываю. — Выйди, пожалуйста, ты мешаешь.
— Узнаю! Узнаю нашу бешеную и жгучую Ольгу. Жадничаешь, ревнуешь мужа, поэтому и заводишься. У них с Сашкой дружба, не волнуйся. Поскандалили и тут же помирились. Я их «девочками» величаю. Ты не возражаешь?
— Главное, чтобы палач тебе морду за подобные гадости не набил. Он может!
— Меня будет кому пожалеть. Не беспокойся, — Красов слишком близко, он шепчет прямо в ухо, теплым воздухом приподнимая выбившиеся волосы на одном виске.
— Отойди.
Я работаю в этом месте, по меньшей мере, шестнадцать лет: шесть полноценных и десять «холостых». Сказать начальнику «спасибо» за то, что вник в сложность ситуации, выразил сочувствие и не стал придавать огласке моё неприглядное поведение по отношению к собственным подчиненным и не имеющим к моему отделу отношения мимопроходящим, но во всё вникающим коллегам?
— Это моя фирма, Юрьева, помещения тоже принадлежат мне и твой рабочий кабинет, как это ни странно, числится на упомянутом в кассовых книгах балансе, а это означает, что я в своих правах, могу здесь находиться, сидеть на этом стуле, стоять у тебя за спиной, смотреть в окно, рисовать сердечки на запыленных поверхностях казённой мебели. Зачем ты лично приехала?
— Юрьев привёз, — не поворачиваюсь, по-прежнему нахожусь к начальнику спиной. — Я увольняюсь, решила забрать свои вещи и…
— Первый раз об этом слышу.
— Костя… — жалобно скулю.
— Я не подпишу «по согласованию сторон», Ольга Алексеевна. Ты задолжала фирме. Отработка будет.
— Я готова.
— И никто не посчитал нужным сообщить о твоем намерении. О подобном оповещают как минимум за две недели до предполагаемой даты.
— Я говорила, — вполоборота обращаюсь, сильно скашиваю взгляд и сжимаю руки, формируя крохотные кулаки.
— Говорила?
— Палач должен был предупредить тебя, — вскидываю подбородок, по-прежнему демонстрируя Косте профиль.
— Повернись ко мне лицом и заяви об этом самостоятельно, открыто и без свидетелей. Сколько дать времени ещё?
— Я хочу уйти.
— Повернись ко мне, — выдаёт как будто по слогам.
— Мне нужно.
— Оля?
— Я хочу с ним развестись.
— Скажи это, глядя в глаза своему мужу.
Не могу! Видит Бог, не даст соврать, несколько раз я порывалась подать заявление без ведома Юрьева, почти доходила до нужного мне места, заходила внутрь, интересовалась электронной очередью, законопослушно брала талончик, распечатывала бланк в нескольких экземплярах — а вдруг испорчу! А потом… Писала, писала, писала… Марала бумагу, рисуя между строк розы и ромашки, водила бездумно рукой, нанизывая чернильные нити на уголки заглавных букв. Сидела в комнате, следила за потоком посетителей, прислушивалась к их проблемам, радовалась заявлениям с просьбами о вступлении в брак, смахивала случайную слезу, сопереживая женам, матерям, отцам и братьям, потерявшим близких и пришедшим оформить соответствующие документы.
— Он не отпустит меня.
— Ты ведь знаешь, что нужно сделать, чтобы муж дал тебе свободу?
— Я так не смогу поступить. Я не твоя жена…
— Опасно, Юрьева. Сейчас ты ходишь по краю пропасти. Не надо вспоминать о моей неудачной личной жизни. Я и так чувствую себя паршиво, словно солирую в дешевой мелодраме. Мужик, который никак не пристроится и не найдет для своих чресел уютную и тихую гавань.
— Тишины захотелось? — издевательски хмыкаю.
— Он за измену тебя убьёт, Юрьева. Этого добиваешься? Хочешь себе смерти, а ему темницу готовишь?
Наконец-то поворачиваюсь и, набравшись наглости, храбрости, скорее, глупой безбашенности, устремляю на него глаза.
— Костя-я-я… Не-е-е-т! — шумно выдыхаю. — Я так скучала-а-а.
— Привет, детка.
Красов — обладатель самой подкупающей на свете улыбки. Карие глаза, милые морщинки — те самые гусиные лапки — в по-восточному приподнятых уголках, сквозная седина в тёмных волнистых, остриженных по моде, волосах, немного полные, но по-мужски чувственные губы, располагающее к себе лицо и белоснежные зубы, которые босс мне демонстрирует, влекут глупых дам, к которым я, как это ни странно, себя же причисляю.
— Он верен тебе, Оленька, — шеф подходит ближе. — Врёт, когда говорит, что трахает всех желающих и способных шевелиться в этом направлении. Юрьев навечно обручён с тобой и на земле, и там, — глазами указывает на всевидящие Небеса, — до хера свидетелей его преданности. Слышишь? — он прислоняется ко мне щекой и шепчет прямо в ухо. — Возвращайся, детка. Я соскучился за тобой.
— Они меня убили, Костя, — бездумно двигаю рукой, расправляя и проглаживая его завитые волосы, уложенные на висках. — Растерзали, понимаешь?
— Тшш-тшш, что было, то прошло. Все забыли. Зачем ты мучаешь и его, и себя?
— Я желаю ему счастья, а он…
А он липнет, как банный лист на задницу!
— Ему не нужно счастье без любимой женщины.
— Это самообман, Красов. Он даже не смотрит на меня. Юрьев меня ненавидит и до сих пор обвиняет.
— Потому что ты этого не позволяешь, — его голос баюкает, а я ощутимо расслабляюсь.
— Не позволяю?
— Мужчины чувствуют, когда женщины дают зелёный свет на отношения. Отсюда и байки про женский шарм, харизму или другую дребедень. Мы вас прочитываем. Хлобысь — тут всё, миленькие, ясно. А ты его намеренно отталкиваешь, зато приманиваешь меня, флиртуешь с мужиками, от которых тебе, в сущности, ни черта не надо. И потом, я ведь занят, Юрьев. Да и не подхожу на роль пенопластовой дощечки для спасения, за который ты почему-то хватаешься и зубами, и руками.
Положив на мужское плечо голову, сквозь ресницы рассматриваю красивый спокойный профиль, вожу пальцем по открытой шее и пару раз прижимаю ямочку на правой щеке.
— Олька, я кое-кого встретил, — вдруг странно начинает. — Хочешь расскажу?
— Угу.
— Стран-н-н-н-н-ая, стран-н-н-н-ая девица, но красивая. Там ещё мальчишка, — с закрытыми глазами произносит. — Прикинь, а?
— Ты поёшь, что ли? Если да, то фальшивишь, а если нет, то это до усрачки пугает, босс.
— Я бы поделился с тобой новостями, но ты собралась уходить, решила уволиться, и бросаешь лучшего начальника, доброго товарища, верного единомышленника. Юрьева, пиздец, как я буду здесь маяться без тебя и твоих идей? Зашьюсь и погибну во цвете лет.
— Фролов тебе поможет, — прыснув в кулачок, почти авторитетно заявляю. — Я его сбрасываю, Костя. Он мне наяривает, а ему — вот так, да ещё так!
— О! — обратившись ко мне лицом, смотрит свысока. — Поэтому писюша бесится? Ты игнорируешь своего дружка, а он за это издевается над Ромкой…
— У меня перед глазами стоит та картина, — ни с того ни с сего, громко всхлипнув, выдыхаю. — Закрываю их и вижу всё. Юрьев жесток, он опасен…
— Он был прав!
— Я знаю.
— Вот и не сомневайся в муже.
— А вдруг он изменился?
— Ты десять лет живешь с ним после этого и не замечаешь явных преображений?
— Он хорошо скрывается, — отступаю от него. — Юрьев умеет быть паинькой, когда ему это нужно. Ненавижу его за это! Делает вид, что ни хрена не произошло.
— Оля, тшш! — шеф приставляет к носу палец. — Ни хрена не произошло. О чём ты говоришь?
О том… О том, через что мы с ним прошли. По моей вине муж взял неподъёмный, неискупимый перед человечеством и Богом грех на душу. Юрьев голыми руками убил двух человек!
Это случилось десять лет назад. Поздней осенью, двадцать первого ноября я возвращалась дождливым вечером домой, но встретила старую подругу и слишком задержалась… И вот итог!
— Разреши? — а вот и он. Лёгок, сволочь, на помине!
— Да.
— Ромка, я держу её двумя руками. Подключайся и принимай, — перехватив меня, вцепившись крепко в плечи, Костя выставляет покорную фигуру перед собой и подталкивает по направлению к странно мнущемуся Юрьеву. — Короче, ребята, я всё тщательно обдумал и принял единственно верное решение. Она, — подавшись на меня, стоя за спиной, произносит куда-то в область моего затылка, — никуда не уходит, а завершает свои дела на дистанционке. Настаиваю на этом. Однако на всё про всё даю одну неделю. Ольга Алексеевна возьмёт проект Тереховой, когда ты, Роман Игоревич, разберёшься с оффшорными счетами этой дамы. Если таковые, конечно же, имеются. Юрьева вернётся на своё место и прекратит трепать нам нервы. По крайней мере…