— Ей не нравится специфический больничный запах. С этим имеются довольно стойкие проблемы.
— Фобия? — Василиса на одно мгновение отрывается от меню, чтобы встретиться со мной глазами. — Есть психологические проблемы?
— Нет, — быстро отвечаю.
И, безусловно, да.
— Обыкновенная непереносимость людей в белых халатах, — прикрыв кулаком рот, сиплю, разглядывая спутницу исподлобья. — Прошу прощения за бестактность. Оля с медициной не дружит. Совсем.
— Насолили? — в ответ добродушно улыбается.
— Скорее, был очень неудачный опыт… — наполняю грудную клетку свежим воздухом, словно собираюсь с духом, чтобы сообщить о сути того, что с женой случилось в медицинском учреждении много лет назад. — Я могу рассказать, но…
— Не надо, — под нос мне выставляет руку. — Это личное дело и меня не касается. Каждый занимается тем, что выбрал. Стоит относиться к этому, как вынужденной мере. Я не долго задержу вас. Пообщаемся, обсудим непростые моменты. Возможно, Ольга Алексеевна задаст интересующие её вопросы. Если ей захочется сохранить конфиденциальность разговора, то Вы…
— Я удалюсь, — торопливо заверяю. — Без разговоров.
— Замечательно, — продолжает изучать меню. — Не страшно, если мы познакомимся на нейтральной территории. К сожалению, я не могу вести записи и лишена возможности оформить карточку пациентки, но это даже к лучшему. Не под протокол люди гораздо откровеннее, миролюбивее и разговорчивее.
Ха! Милая девушка, Вы и не можете себе представить, насколько щедро делятся клиенты своими тайнами, когда не под тот вездесущий протокол. Мне ли этого не знать! А если добавить силу и заставить подозреваемого о своей вине кричать, то можно много вытрусить из того, кто изначально производил впечатление вообще неразговорчивого типа.
— Отлично. Всё устраивает. Тем более что ситуация, в которой мы оказались, не из животрепещущих и однозначных. У Юрьевых, скажем так, подтвержденная патология, поэтому… Мы двадцать лет вместе, Василиса. Недавно отпраздновали годовщину свадьбы. О таких, как мы кричат, присвистывая: «Пенсия на горизонте, а они решили колобочек по сусекам наскрести».
— Это не патология, Роман. У Вас абсолютно неверные сведения и ложное представление о том, как далеко продвинулась медицина в этом направлении. К тому же всё чаще пары задумываются о рождении первенца, когда обоим партнерам уже далеко за тридцать, а супружеский срок исчисляется не одним десятком лет. Никто не имеет права осуждать добровольный выбор двух людей: ни врачи, ни, тем более, суд скучающей, иногда неумной толпы.
— Это не первый ребёнок, — прикрыв глаза, шепчу. — Не первенец, понимаете?
— Простите? — краем глаза замечаю, как она, сильно вытянувшись, подается на меня, перегибаясь через весь стол. — Я не расслышала, что Вы сказали?
— Жена была беременна.
— Э-э-э?
— У нас не было, — осторожно надеюсь, что нет и никогда не будет, — каких-либо проблем с зачатием. Мы единогласно выбрали время и даже договорились о месяце появления малыша. Жена забеременела сразу же, в первый цикл после отмены всех контрацептивов. Так что, — возвращаюсь к ней лицом, через силу улыбаюсь, опустив голову, таращусь на свои колени, пританцовывающие под столом, — у нас есть опыт.
— У жены возникли проблемы с вынашиванием?
— Да.
— Роман, прошу прощения, но мне нужно знать больше, чем… — снова суетится взглядом по тихой полутёмной обстановке в ресторанном помещении, одновременно с этим закрывает меню и откладывает на край стола. — Ольга Алексеевна не посетила ни одной встречи, о которых Вы договаривались заранее, поэтому у меня нет таких сведений. А сегодня…
— Ей тяжело смириться с тем, что произошло, — сжимаю нижние конечности, надавив на нервный подколенный центр. — Чёрт…
— Что-то случилось?
— Всё нормально. Пожалуй, от кофе я откажусь, — криво улыбаюсь, не поднимая головы.
— Скажите, пожалуйста, жена смотрела материалы, которые я передала Вам?
Нет! В этом на все сто уверен.
— Да.
— Ей всё понятно?
— Остались вопросы, поэтому я попросил о встрече.
— Хорошо.
Безусловно, Юрьева права — я страшный, мерзкий, опасный и жестокий человек. Безобразную ложь навешиваю и не стесняюсь, а вот лучшая на свете Оля, как всегда, опаздывает. Опаздывает на полчаса. Не хочу освещать экран, снимая блокировку. Не потому, что сохраняю тайну или не люблю, когда «заглядывают мне через плечо». На это с некоторых пор насрать! По фене, абсолютно всё равно. Зато страшусь другого. Боюсь увидеть крохотный значок уведомления о полученном электронном сообщении, в котором Лёлька нагло прохрипит о том, что:
«Планы, как это ни странно, изменились. Юрьев, чтоб ты сдох, козёл. Любимый, извини меня. Но любезное предложение проходит, однозначно, мимо».
— Роман? — женщина дёргает мою кисть, перебирающую пальцами по зубцам трёхглавой с позолотой вилки.
— У неё был выкидыш десять лет назад, — зажмурившись, сиплю. — Не получилось.
— Мертворожденный? Или на раннем сроке?
— Да. Десять недель.
— Мне очень жаль.
— Я хочу помолчать, — резко вскидываюсь, устремляя на неё предательской влагой наполнившиеся до краев глаза.
— Да, конечно, — Василиса отпускает мою руку и откидывается на спинку стула. — Оставим этот момент. Но…
— Больше не получалось, — зачем-то продолжаю, криво улыбаясь. — Мы старались, но…
Сам же попросил! И сразу сдался. Слил нашу подноготную к этой девушке в карман и ни капли о конфиденциальности личной информации не задумался. Херовый я начбез. Красову бы задуматься над неполным соответствием занимаемой должности. Я трепло, да ещё и плакса. Виноват, по-видимому, очередной переходный возраст — сорок лет! Старик… Пердун с расшатанной вдрызг нервной системой, но зато с кольцом на пальце и бесконечным психозом, согласно переменчивому женскому настроению.
— Вы проходили курс лечения от вторичного бесплодия?
Я не знаю, что это такое. Мы с Олей посещали несколько иных врачей.
— Да.
— Оба?
— Да.
— Как давно?
Какой срок ей подойдёт? Что лучше — давно или недавно?
— Пять лет назад, — придерживаюсь, как обычно, золотой середины.
— И? Каковы прогнозы? Что вам сказали?
— Полностью здоровы, но…
— Не выходит?
— Да, — киваю.
— Вы волнуетесь… — вытягивает гласные звуки, провоцируя меня.
Меня страшат до чёртиков по глупости растраченное время, хиреющие с каждым годом физические возможности, мои-ёё, и последний шанс на личное спасение.
— Я хочу от неё детей, — шепчу, утыкаясь подбородком в основание шеи. Разминая мышцы, вожу из стороны в сторону головой, при этом, как оголодавший хищник, сильно скалюсь, приподнимая верхнюю губу, затем закусываю нижнюю, шиплю и моментально задыхаюсь. Пережав дыхательные пути, захлёбываюсь собственной слюной, давлюсь и кашляю. — Из-ви-ни-те, — а на финал к тому же заикаюсь. — Не хочу говорить и не могу заткнуться. Оля против! Я не настаиваю, но мне нужны определенные гарантии. Когда жена созреет… Она прекрасная мать. Вернее…
Боже, какую чушь я перед этим, в сущности, ребёнком возглашаю.
— Она любит детей, просто…
Быть беременной — для Ольги Юрьевой плохая, роковая, почти смертельная примета!
— Я понимаю…
Ни хрена ты не понимаешь, девочка. У нас была возможность, а мы её просрали, похоронив органические отходы на свалке, предназначенной для неродившегося человека.
— Я… Я… — спокойно поднимаю глаза и моментально теряю разум от того, что замечаю за её спиной. Мозги летят к херам, а электрические импульсы теряют управление.
Это Ольга. Моя жена. Юрьева. Зараза. Женщина, взявшая мою фамилию и поклявшаяся хранить верность, беречь любовь и ни в чем не сомневаться, направляется к нашему столу под руку с каким-то черноволосым молодым — годящимся ей в сыновья — дрыщом. Кто он?
Красное платье. Завитые в крупные кольца, распущенные волосы, пружинящие живым серпантином в такт её мелким шагам. Платье узковато, чересчур облегает идеальную фигуру, которую я двадцать лет люблю. Высокий каблук модельных узконосых туфель в тон одежды и крохотная сумочка, чей ремешок элегантно переброшен через противоположное плечо от бедра, на котором покоится, периодически покачиваясь, кожаное место для хранения губной помады, кошелька и, вероятно, сверхтонкого смартфона. Вот об этом я и говорю, когда громогласно утверждаю, что у жены есть вкус во всём: в архитектуре, еде, выборе вечернего сериала и, конечно же, одежды. Эта женщина — богиня, покинувшая наскучивший пантеон и спустившаяся к жалким прямоходящим тварям. Однако слишком вызывающий макияж портит образ. На мой вкус. И потом…