— Нет-нет, — недослушав, отвечаю.
— Что-то беспокоит? — эта Катя настораживается и подается на меня вперёд.
— Нет, в смысле, что ничего нет. У меня и не было, если честно, — ищу зрительную поддержку у свекрови, поэтому опять выкручиваю шею и заглядываю ярко улыбающейся женщине в лицо. — Это плохо?
— Это замечательно, детка. Всем бы так беременность отходить. Да, Кать, — Марго смотрит на сонолога, вернувшегося к своей работе, — как по старому учебнику. Задержка и от силы пару раз обнимашки с унитазом. Никаких странных предпочтений в еде, ни сонливости, ни раздражительности, ни…
— У меня грудь чуть-чуть болит, — в доказательство, по-видимому, сжимаю растекшиеся под одеждой полушария, перекатывая их вперёд и из стороны в сторону. — И размер, мне кажется, не тот. Белье натирает и давит. Это из-за…
Женщины хохочут, а я же моментально закрываю рот, подавившись языком.
— Муж доволен? — подмигивает эта Катя. — Не возражает против нового размера?
— Доволен?
Господи! А я определенно торможу или специально не слежу за мыслью.
— Вас беспокоит маленький размер бюстгальтера?
— Э-э-э… — понимаю, что мой положительный ответ вызовет скорее всего новую чрезвычайно положительную реакцию, поэтому предусмотрительно закатываю глаза.
— Ольга Алексеевна, это не беда. Это маленькие прелести беременности и будущего материнства. Он ещё расстроится, когда после грудного вскармливания грудь хорошо сдаст в размерах в сторону уменьшения. Так что, пусть наслаждается, пока выпадает великолепная возможность. Больше жалоб нет…
Нет! Какой чудесный добрый день. Кому за это я должна сказать «спасибо»? Странная осень в наших краях. Ноябрь на дворе, а такое впечатление, что всего лишь первые числа сентября. Дождь, правда, зарядил на целую неделю. Льёт, как оглашенный, словно о скорбном кто-то наверху провозглашает. У свекрови законный выходной, а у меня по случаю посещения врача выпрошенный отгул у босса. Красов не только классный друг и замечательный начальник, но внимательный и нежный человек. Отпустил и даже не спросил, зачем, по какому случаю и какие планы у меня на этот день.
— Что Ромка? — Марго несмело трогает мое запястье, которым я прикрываю поставленный на блокировку телефон. — На кофе не налегай, пожалуйста. Одна чашечка и довольно.
— Да-да, конечно, — брезгливо пальцами отодвигаю блюдце от себя.
— Оль, ты расстроилась? — она низко наклоняет голову, чтобы заглянуть в глаза. — В чём там дело?
— Планы внезапно поменялись. Рома сегодня дежурит, а завтра — отсыпной. Он не придёт домой. Сказал, что поужинает там…
На своём любимом месте! Чёрт, чёрт, чёрт…
— И что?
— Ничего, — громко выдыхаю.
— Давай-ка откровенно, девочка. Как на духу! У тебя есть возможность, как на родительском собрании, пожаловаться мне на непослушного ребёнка, который забросил учёбу, спортивные секции и многочисленные увлечения. Я слушаю тебя. Обещаю, — чтобы в том поклясться поднимает руку, — что мы с папой непременно примем меры. Если потребуется, то Игорь всыплет несознательному отцовского ремня. Только без виляний, детка. Начинай.
Ей легко! Легко об этом говорить. Да только я одна, будто бы вообще не замужем. Чем я занята, когда одинокими ночами мотаюсь, как взбесившаяся, по пустой кровати? Или, о чем я думаю, когда выхожу на законный перерыв в работе? Да о том, что Ромочка меня забросил. Он забыл, что когда-то рьяно в ЗАГСе обещал.
— Мне не нравится его работа, — тугим жгутом сворачиваю руки и откидываюсь на спинку стула. — Она его выматывает, а меня заставляет ревновать.
— Ревновать?
— Да, мама. Я ревную.
— Никогда не замечала за тобой такого.
— Я психую, когда он поступает так, как сегодня, как сейчас. Я не приду! По делу и без пререканий. Мне нужно взять под козырёк, смириться и принять…
— Да, — свекровь утвердительно качает головой. — Во-первых, не надо нервничать. Помни, что отвечаешь не только за себя, но и за малыша. Во-вторых, это можно спокойно обсудить с ним, — не моргнув глазом, продолжает говорить. — Что тебя не устраивает? Только конкретно и с упором на факты. Например, такого-то дня ты должен был сделать это, а поступил иначе. Чем ответишь? И ждёшь, что он скажет. Диалог, Лёля, только диалог. Не дави на него.
— Я не давлю, но он меня не слушает.
— А сейчас это выглядит, да и звучит бездоказательно, Лёлечка. Что значит, не слушает?
— То и значит, мама. Смотрит и молчит.
— Оль, я замужем за майором полиции. Я знаю, что такое эта их любимая служба. Уж поверь, пожалуйста, мы через многое с Игорем Николаевичем прошли. Но всегда всё обсуждали. Бывало, кричали. Бывало, по несколько дней не разговаривали. Всякое бывало. Я не пряничный подарок, а у папы свои скелеты в шкафу, в котором он прячет непростой — да что я скромничаю в самом деле — дрянной характер где-то на левой верхней полке, рядом с изъеденными молью форменными фуражками и цигейковыми шапками. Но мы обсуждали, не держали всё в себе и не ревновали. Мы ведь про работу говорим? Я правильно понимаю?
— Да. Вы замужем за бывшим полицейским, — не скрывая вызова и недовольства, дополняю. — Приведенный пример неуместен.
— Ишь ты, как заговорила. Да будет тебе известно, детка, что бывших ни в каком любимом деле не бывает. Это призвание! Это то, на что он заточен. То, что наполняет смыслом жизнь.
— А семья?
— Семья — святое, Лёль. Ромка, как его отец. Если ты волнуешься о женщинах, то…
Я помню, помню, помню. Всё, конечно, помню, как она шептала мне о том, что сын — стеснительный законченный однолюб. Мол, у него долго не получалось с девочками, потому что Юрьев младший — образец верности и искреннего внимания без скотского намерения кого-то легкодоступного сразу уложить в постель. Марго не соврала — всё так и есть. Рома — лучший мужчина на Земле, но…
Боже мой, какая старая заезженная пластинка. Зачем я начала этот разговор? Ну, не придет и не придет. Чего я взъелась и так близко к сердцу приняла? Ведь будет завтра. Значит, завтра о ребенке с ним поговорим.
— Это Стефа? — Марго поглядывает через моё плечо, периодически отводя глаза от вынужденного объекта наблюдения за моей спиной.
— Где? — я резко оборачиваюсь.
Да! Она! Моя подруга, у которой, к сожалению, личная и профессиональная жизнь совершенно не сложилась.
«Она же по наклонной плоскости пошла» — Ромка часто повторяет, когда я сообщаю походя о том, что видела подругу, передающую что-то в беленьком пакете кому-то за углом. — «Не смей к ней подходить. Её посадят, Лёля. Закладки, шатания на спортивных площадках, завороты в студенческий городок, центральная набережная, новостройки, пляж, в конце концов. У неё проблемы с запрещенными препаратами, детка. Это нехорошая статья. Хранение, распространение и реализация!».
«Так поймай её!» — во время подобных разговоров я сильно задираю нос и почему-то яростно топлю за связавшуюся с плохой компанией подругу. — «Это всё голословно, Рома».
«Я сказал, не смей!» — и всё, конец.
— Она пьёт? — Марго прищуривается и продолжает в том же направлении смотреть.
— Нет.
— Олечка, вы общаетесь?
Скорее, нет! Муж об этом попросил. Однако… Мать, наверное, права. Ещё одна тайна, о которой мой чересчур законопослушный муж не знает и не узнает никогда.
— Да, иногда она звонит, но…
— Почему они с Андреем расстались?
Да из-за службы! Из-за ещё одной жены. Будь она триста раз неладна.
— Она не смогла жить сутки через трое.
— Не передёргивай, пожалуйста. Она идёт сюда. Тихо! — Марго плавно отклоняется назад и поднимает голову, надевая на лицо чересчур пренебрежительную маску.
— Добрый вечер. Лёлик, привет, — женская рука с читаемой на подсознательной подкорке осторожностью ложится на моё плечо. — Рада встречи…