Андрей развёлся со Стефой, даже не женившись. Наши старые друзья продержались всего лишь жалкий год после окончания учёбы. Он сделал предложение, но получил категорический отказ по причине несовместимости циркадных ритмов.
«Боже мой, какая ересь!» — шипел Роман, когда сильно выпивший Андрей делился мыслями о том, почему он вдруг остался один.
Сейчас, по прошествии стольких лет, я считаю, что это был тот самый рок, который по какой-то неизведанной причине отвернул от него, но отыгрался на девчонке.
Моя подруга связалась с нехорошей компанией. Компанией отморозков, хулиганов и людей, промышляющих нехорошими средствами, вызывающими стойкое привыкание. Как это произошло — сам чёрт не разберёт!
«От отчаяния» — тогда спокойно говорил Андрей.
Отчаяния? Я так хочу с ним согласиться. Но, увы, не соглашусь, сколько бы мужчины в этом меня не убеждали.
— Как твои дела? — сейчас она сидит напротив меня, заняв место тактично оставившей нас матери.
— Всё хорошо, — отвечаю, не поднимая глаз и головы.
— Замужем за Юрьевым, я так понимаю? — сколько желчи в этом скрипящем, как несмазанная телега, голосе.
— Да.
— Десять лет?
— Да.
— Ещё один юбилей? — это зависть, злость или грусть?
— Давай поговорим о тебе. Как ты, Стеша?
— Я живу с мужчиной. Собираюсь замуж за него. У меня всё кучеряво и шоколадно, Куколка. Нет проблем и грех на что-то жаловаться.
Моя старая, девичья фамилия сильно режет слух и вызывает отвращение.
— Я рада за тебя.
— Ой, ли? — подруга игриво мне подмигивает.
— Очень! — выставив свой подбородок, гордо заявляю. — Конечно, рада. Ты заслуживаешь на личное счастье, Стефа. Как никто! Слышишь?
— Сколько пафоса, Лёлик.
Сколько зла, Степашка! Хотелось бы узнать, за что? Чем я подобное заслужила? Где перешла дорогу? Как и когда осмелилась?
— Где Ромка? — она вращается, как перископ подводной лодки. — Что-то твоя полиция тебя не бережёт! — хихикает каргой.
— Он на службе, — слежу за ней. — Ты хорошо себя чувствуешь?
Дрожащие, почти не стоящие на месте руки, что-то перебирающие пальцы и бесконечно шмыгающий нос, словно у его хозяйки непрекращающийся со времен всемирного потопа ринит свидетельствуют о том, что подруга не здорова.
— Устала и замёрзла.
— Ты заболела? — протягиваю руку к ней, чтобы потрогать лоб.
— Я здорова, — зеркалит позу, отклоняясь. — В гости ко мне пойдешь? — она вдруг на глазах меняется. Становится как будто злее. — Или подсыкаешь?
— Нет. Но…
— Я есть хочу, Лёля.
— Давай что-нибудь закажем, — вытянувшись, разыскиваю взглядом официанта. — Сейчас-сейчас, я оплачу.
— Широкая душа, да?
— Зачем ты так? — стараюсь не смотреть на сидящую напротив, но ощущаю, как она во все глаза таращится на меня.
— Прощай, наверное, Юрьева! Девочка, вытянувшая счастливый билет. Любимому Ромочке передавай вот такущий привет, ментовская подстилка, — зло шипит в ответ.
— Куда ты? — слежу за тем, как неуклюже она встаёт, затем неторопливо стаскивает со спинки стула свой драповый пиджак, как морщится, когда задевает какую-то рану на запястье, как вздрагивает, когда её случайно толкает в спину наконец-таки добравшийся к нам официант.
— Вы что-то хотели бы заказать? — паренек обращается ко мне, не обращая внимания на Стефу.
Она так слаба… Так отвратительна… Так жалка… И так несчастна… За что ей это всё? Кто даст ответ?
— Нет-нет. Благодарю, я ошиблась. Мы уже уходим, — отмахиваюсь от него, не спуская глаз с пошатывающейся подруги. — Стеф? — хватаю охваченную тремором холодную кисть. — Подожди.
— Чего тебе?
— Где ты живёшь?
— Здесь недалеко.
Отлично! Мой выходной день — имею право делать то, что захочу. Чего же я хочу? Пожалуй, я провожу её.
— Хочу посмотреть, как ты живёшь, — поднимаюсь и выхожу из-за стола.
— О, благодарю тебя, мой самый добрый человек…
Глава 22
Десять лет спустя
— Я занята, — не поднимая головы, шиплю вошедшему.
— Это не займёт много времени.
Как был нахалом, так им и остался. Подобных Сашке годы не берут.
— Выйди! — откинув карандаш, лениво растекаюсь верхней половиной тела в своём рабочем кресле. — Ты переходишь все границы. Я тебя не приглашала, к тому же, у меня много дел.
— Зарядишь, полагаю, про очередную «кучу», Ольга Алексеевна, которая так по-сучьи будет выглядеть теперь всегда? — он мягко прикрывает дверь до определённого щелчка.
— Пошёл вон!
— Нет уж, — теперь нахально направляется ко мне. Похоже, только край письменного стола способен задержать набравшую скорость адову машину. — Если можно тебе вести себя так, как заблагорассудится, под быстро переменчивое настроение, отнюдь не по обстоятельствам, то и я примкну, пожалуй, к твоему никем не управляемому табуну. Ты всех задрала, Юрьева! У тебя, как это ни прискорбно утверждать, с головой неизлечимая проблема.
— Мне некогда, Фролов. Задрала, так понимаю, исключительно тебя. У остальных жалоб, тьфу-тьфу, нет пока. Ей-богу, я начну кричать…
— Нет? «Ха-ха» — хочу заметить! Да никто с тобой не хочет связываться. Здесь ларчик слишком просто открывается, родная. Себе дороже выйдет, понимаешь? А не потому, что кто-то тупо счастлив от твоего присутствия. Уверен, что только хмурый Ромка ссытся кипятком от того, что вытворяешь в зале совещаний, потому как за столько лет привык быть жалким и пассивным игроком. Он так и лыбится, как жалкий идиот, а надо бы… Короче, Юрьева, с тобой тягаться — себя не уважать. И ещё, хочешь маленькое наблюдение?
— Раз уж ты вошёл — валяй!
— Наш слабенький на кошелёк народец опасается за собственную безопасность и штрафы за подобное непослушание. Более того — что более существенно, — нет у нормальных мальчиков и девочек желания опосля доказывать в суде или ещё где, что ты сама с перевозбуждением в голосе пришла…
«Её никто не приглашал… Грубо напросилась… Она настаивала, а я в тот день плохо себя чувствовала… Голова совсем не соображала… В глазах двоилось от недоедания… Да, у меня проблемы с воздержанием, но я стараюсь… Стою на учёте и получаю терапию… Уже три недели, как я не употребляю… Посмотрите же, всё чисто у меня… Это всё из-за неё… Из-за тебя! Зачем провоцировала мальчиков… Наглая! Бессовестная! Хитрая! Знает, как себя вести, чтобы заслужить доверие… Ненавижу тебя! Он меня любил, а ты… Она соблазнила… Показывала весь товар лицом… Стреляла глазками, а потом зачем-то свои тряпки полностью сняла… Забыла, Лёлик? Да? Совсем забыла, что это ты в дом ко мне пришла…» — боже мой, как же сильно я ненавижу это сочетание.
Зачем Фролов об этом так сейчас сказал? Решил обидеть? Как будто бы того, что произошло на дне рождения шефа, нам с походом не хватило. Войны кому-то захотелось? Что ж, я предоставлю авангард и перейду к незамедлительному контрнаступлению.
— Мало ли, начнешь клеиться и приставать, как было в те года…
Она ведь точно так же говорила! Сейчас я всё прекрасно понимаю. Да! Она была права. Я ненамеренно разозлила тех «ребят». Довела их до умопомрачения, исступления и аффекта тем, что постоянно поднывала о том, как сильно за целый день устала, и хотела бы уже уйти домой, бесконечно повторяла, что у меня есть любимый муж и своя дружная семья.
«Твой муж — жалкий мент, который по недоразвитости взяток не берёт? Тот капитан, который Шпыню оприходовал? А ты, красоточка, знаешь, что у Женечки была счастливая семья, пока твой е. арь к ним на хату не ввалился? Посиди-ка, милая, ещё. Мы не закончили. Стёпка, подлей ещё винца…».
Господи! Было ведь нельзя… Нельзя… Но я пила, словно жажду утоляла. Я пила, потому что… Наполняли и следили, а потом, схватив и выкрутив назад мне руки, заливали в глотку, словно набивали просом зоб рождественского гуся.
«Она готова! Пусть проспится… Веди её туда… Стеф, сбегай-ка, любовь моя, за каким-нибудь шампанским. Такое событие надо бы отметить. Не каждый день ментовская подстилка будет подставлять свой зад. Сегодня намечается великий праздник у ребят…» — а потом произошел провал? Темнота и пустота! Лишь разрывающие моё нутро поступательные движения, которым, в тот момент казалось, не было конца.