— … и тебе за это, как это ни странно, ничего не будет. Как с гуся вода! Это какая-то авторская формула для манипуляций человеческим сознанием? — широко расставив руки, Сашка упирается ладонями в мой стол. — Ромыч, я так понимаю, к твоим выступлениям уже привык? Держишь муженька на коротком поводке, потому что стоит только контрразведке хрюкнуть что-то невпопад, как ты его, любимая заноза, лишишь всех благ, в том числе и плотского характера. Я прав?
— Считаю до трёх. Один — и ты нечаянно просрал свой шанс…
— Начинай орать, Лялька. Этим, безусловно, подтвердишь своё неоднозначное амплуа. И без МРТ понятно, что там огромная дыра и лишенное крови, кислорода и здравого смысла вакуумированное горюшком пространство. Тебе не надоело? Что ты устраиваешь на каждой утренней планёрке?
Ах, так вот какая, мать твою, беда!
— Формулирую для босса пунктики, на которые следует обратить особое внимание, чтобы не прошляпить чудака, которого ты ежедневно перед ним играешь. Отвали, а!
— По-твоему, Красов настолько расслабился, что у себя под носом ни хрена не замечает? Ты его верный оруженосец? Ромка в курсе, что кое-кто решил сменить конюшню и подобрать другого, более влиятельного и ненамного молодого седока?
Боже мой, какая жалкая, топорная игра!
— Нет. Скорее, наоборот. Я хочу, чтобы Костя большую часть времени проводил с женой и сыном, и ни в коем разе не отвлекался на очешуительную хрень, которую ежедневно с умным выражением лица вещает твоя Инга, когда визжит передо мной, пытаясь продавить и выдвинуть свои условия. Этого точно не будет! Она, возможно, шмоточница, спекулянтка и гуру высокой моды, но в архитектуре и дизайне, а также в регламентированных жёстко нормах, ни черта не соображает. Поэтому пусть кушает, что будут ей любезно, согласно договору, предлагать. Как она в постели, Сашка? Полагаю, не отстает от выдвинутых нормативов? То-то, я смотрю, тебя так тянет. Позволишь дать дружеский совет?
— Обойдусь! Оль…
— Бесплатный! — подмигнув, почти визжу, настаивая на поддержке «друга».
— Давай уже, — теперь он вынужденно с этим соглашается.
— Беги, здоровый и зелёный самЭц обречённого на скорую погибель богомола, ибо после успешного спаривания Терехова с огромной радостью снесёт тебе ребром колпак.
— Она же извинилась! — по-змеиному вытягивает шею и направляется ко мне своим лицом. — Если бы не знал тебя, мог бы посчитать, что ты меня ревнуешь. К Юрьеву, между прочим, недавно Светочка зашла. Недавно, по моим подсчётам-представлениям, около сорока минут назад. О чём начбез там долго со своей «рукой» наедине шушукается? Что эти двое могут обсуждать?
Вот же дрянь-девка! Мало, видимо. Нагловатой сучке одной, но очень продолжительной беседы, по-видимому, не хватило. Напомнить, что ли? Или нанести уже ни черта не упреждающий удар?
Откровенный разговор с этим мелким замом состоялся пару дней назад, когда я как бы мимоходом забежала в кабинет к сально скалящемуся Юрьеву, который был очень рад тому, какую позу после захода в его пыточную будку я тут же приняла. У Ромки там стоит дубовый, чрезвычайно длинный стол. Вот на эту махину я залезла, усевшись на сверхсекретные документы крупной задницей, слегка раздвинув ноги, натянувшие таким усилием подскочившую донельзя узенькую юбку-карандаш, предоставила ему персональный ВиАйПи-обзор на кружевное, в большую дырочку бельё. Реакция последовала почти незамедлительно. Определенно чем-то или кем-то возбуждённый Юрьев стал лажать! Муж нёс чудную несусветицу, стрелял глазами, давился языком и терялся в фактах, которые лично заместителю предоставлял. Бедная Крылова не могла понять, что он так «весело» вещал, поэтому вынуждена была ретироваться, отвесив по-китайски несколько раболепствующих поклонов. А потом…
Потом мы встретились с «рукой», которой Юрьев почёсывает в часы уединения и вынужденного воздержания своё зудящее хозяйство, на общедоступной офисной курилке, где я произнесла короткую, но мудрую и содержательную речь о важности не тыкаться мандой туда, куда не надо, иначе можно по тому же месту схлопотать с размаха. Не уверена, что Светик-Семицветик поняла меня, но определённые выводы стервоза всё же сделала. А Роман Игоревич с тех пор вещает напрямую, исключительно при массовом скоплении свидетелей, и только у её стола.
— Хм… — не отклоняюсь, но пренебрежительно подкатываю немного сонные глаза. — Я приняла её извинения, если это важно для тебя. А что касается глупенькой Крыловой, то босс её переведёт в отдел, скажем, управлением ассенизаторским хозяйством, когда подобное по штатному для любознательной найдёт.
— Тогда чего ещё душа неугомонная желает? Оль, прекрати, пожалуйста.
— Неужели так сильно в омут затянуло, Саша? — а вот теперь игриво подмигнув, откидываюсь назад. — Решил пробить меня на ревность? Нехорошо играешь, Алекзандр!
— А ты ревнуешь?
— Ты не ответил на первый вопрос, — выкладываю руки на деревянные подлокотники, края которых сжимаю сильно пальцами.
— Игра?
— Угу, — утвердительно киваю.
— Да, да и да. Затянуло! — мгновенно отрезает, однако изменив суровый гнев на сладостную милость, продолжает. — Перестань, пожалуйста. Слышишь? Честное слово, это не смешно.
— Перестать что?
— Вести себя, как законченная сука.
— Сука? — а на сравнение наигранно, будто бы специально обижаюсь, выставив вперёд и без того весьма надутую нижнюю губу.
— Хочешь моих извинений? — он снова подается на меня вперёд.
Не помешало бы, но, по правде говоря, на этом я особо не настаиваю.
— Если знаешь, понимаешь, соглашаешься, то какого чёрта лезешь и, кстати, только пакостишь и ни черта не извиняешься. Извинись, как следует, писюша.
— Юрьева! — колотит угрожающе огромной лапой по столу.
— Это я любя, Сашуня.
— Как он терпит тебя?
Уже никак! Мы разъехались и видимся лишь по утрам на лестничной площадке, когда расстаиваемся у кого-нибудь под дверью. Ромка с большим комфортом, стабильно, ежедневно доставляет нас сюда.
— У него огромный стаж.
— Да уж…
Лучше бы начфин не начинал.
— Сметы нужно пересмотреть, Фролов. Хочу, вернее, я настаиваю на том, чтобы твои финансовые золушата заново произвели расчёт и выставили новой даме сердца переделанный, но полностью соответствующий имеющимся фактам счёт. Она грубо и необоснованно цепляла Асю! — выплёвываю первую претензию, за которую Терехова должна ответить и понести финансовое наказание в виде дополнительных расходов на свой крутой проект, который я обязательно доведу до адекватного ума. — Ты в курсе?
— Да, — Сашка вынужденно отступает, неспешно распрямляется и скрещивает огромные ручища на груди. — Они поговорят. Обещаю.
— Только с Асей и без посредников в твоём лице! — выставив на стол локти, сложенными друг на друга ладонями подпираю подбородок и не отвожу свой взгляд от переминающегося с ноги на ногу начфина.
— Ты борешься за права несчастных?
А вот это зря!
— Да.
— Считаешь, что за жену босса некому постоять?
— Да.
— Оль…
— Пошел к чёрту!
Мерзкий гад и провокатор. Ты посмотри, как лихо он раскручивает нас.
— Думаю, что Костя уже всё уладил и…
— Так же, как со второй женой?
— Тебе какое дело, Юрьева? Скажи, пожалуйста!
По-видимому, гадскому Сашуне женские метания тоже не понять.
— Мне надоело, Сашка, что вы пользуетесь женщинами с одной дебильно-прозаичной целью. Желаете самоутвердиться, чтобы хорошо устроиться, чтобы получить того, над кем впоследствии можно измываться, когда что-то в голову «умное» придёт. Мне надоело…
— Твой муж сказал, что ты больна, — спокойно заявляет, перебив меня. — Об этом, полагаю, говоришь, когда миленько стрекочешь о нарушенных правах? Разболтал твой Юрьев и даже не поморщился. Я знаю, что произошло с тобой. Мне жаль! Устал об этом говорить и жалость повторять. Более того, это не секрет для истинных друзей и людей, сочувствующих тебе и Ромке, но на хрена затевать игру, в которой обязательно тебя помоями с ног до головы окатят? Ты проверяешь окружение? Ищешь к тебе лояльных? Ляль, людишки разные. Об этом ли не знать.