— Фрол, давай спокойнее, — цежу заезженную мантру через зубы.
— Ты что-то принимаешь? Экстракт валерианы, пиона или отвар вонючего пустырника?
— Нет.
— Охренеть! — он шумно выдыхает носом. — Вот это нервы.
А как Сашуня думал? Да! Есть у Юрьева в кармане шайка беспризорников, есть банда спящих на картонке лиц без определенного места жительства, есть группка девочек, стоящих на всем известном, но нигде не освещенном задрипанном проспекте и учёте. У меня есть всё, а вот с Лёликом, как оказалось, ни хрена. И всё же нет! Фролов ошибся в главном. Я очень беспокойный «кореш». Кто десять лет назад подобное пережил, тот больше в этом «цирке», как говорится, бесплатно не смеётся.
— Я здесь служил.
— Понял, — громко выдыхает друг. — За годы службы, я так понимаю, жабры нарастил? Незначительные или ого-го какие?
Наверное, «какие»! Обо всех писюше за бутылкой коньяка не рассказать.
— Ты сформулируй вводные, чтобы я невзначай не прилёг лицом в песок.
Не хотел, но, видимо, сейчас придётся что-то объяснять.
— Его зовут Андрей, фамилия Ростов. Он…
— Иди ты, — как недоразвитый, громко хлопает в ладоши Фрол. — Начальник городского управления?
— И что? — лениво обращаюсь к сидящему по правую руку от меня. — В чём дело?
— А без него никак?
Без него нам не удастся замять состав «лихого преступления», которое организовали игрушечным коктейлем две шустро назюзюкавшиеся дамы.
— Отделаемся штрафом, но без суда и дурных предъяв, — перебираю пальцами, разучивая виртуальную гамму на своём колене.
— Ромка, перестань! — сосед хватает эту кисть и специально тормозит мои движения. — Какого хрена?
Я опоздал… Опоздал тогда! А сегодня? Сегодня что-то ведь могло подобное случиться? Надеюсь, что ядрёная перцовка с ней, а приёмы самообороны, которые я ей показал однажды, она по пьяни не забыла.
— Что именно? — возвращаюсь к созерцанию скрытого под темнотой пространства, окутавшего жирно нас, отсиживающихся в уже остывшей без движения машине.
— Я разговаривал с ней перед, — начфин хихикает и прикрывает кулаком кривляющийся в долбаной улыбке рот, — этим происшествием. Прощупывал почву, как ты понимаешь, разминал наше личное пространство. Тяжело с ней, Ромка. Наверное, я отвык от этих гребаных подколов и её язвительных замечаний-вставок. Я-то вспомню и подстроюсь, а вот она? Короче, старичок, без нашей Ляльки — как без рук, вообще никак; да и Инга яростно на их общении настаивала. Мы обсудили с агрессивной Юрьевой сложившуюся непростую ситуацию и, как мне показалось в тот момент, нащупали крохотные точки почти интимного со-при-кос-но-ве-ния.
Чего? Что мелет сидящий рядом заспанный сосед?
— Не хочу с ней ссориться. Прикинь? Всё-таки столько лет общаемся, а по глупому недоразумению разбежались, как пойманные ярким светом тараканы на печи. Короче, я настаивал на открытом разговоре и…
— Зачем? — теперь таращусь на него во все глаза.
С женой нельзя настаивать. Я как бы в определенном курсе, а вот Фролов попадет в опалу без возможного отката.
— Хотел прояснить то, что скрытым оказалось, и успокоить свою совесть. Я ведь никому ничего не сообщал. Ром, честное слово, я чувствую себя последней мразью, пытавшейся нажиться на событиях непростой истории столетней давности. Устал, бля, повторять, что сильно сожалею, что будь моя воля, я бы разобрался с теми отморозками силовым способом, я бы…
Он требует признания? Мне стоит рассказать, чтобы втихаря поведать мелкие и несущественные детали, которые никак впоследствии ему не навредят?
— Проехали! — и всё равно отмахиваюсь, как от чересчур назойливого комара.
— Нет, сука, не проехали.
— Проехали, сказал, — шиплю с закрытым ртом, а мельком замечаю слабое движение и яркий отблеск фар неспешно подгребающего с левой стороны автомобиля. — Всё. Это он. Заканчивай вещать.
— Твоя жена — такая, твою мать, зараза. Ладно, я всё усёк. Как к этому громиле обращаться?
— Товарищ подполковник.
— А по имени — не вариант?
Для него — не факт. Не факт, что всё прокатит и не оставит чёткого следа на только-только возобновившихся, утерянных из-за ужасного события, отношениях.
— Пожалуй, спросим у него, — как дурачок, плечами пожимаю.
— Блин! Ты разговариваешь со мной, как строгий папа с недоразвитым мальцом, — Фрол громко пырскает и отворачивается. — Боже-Боже, храни меня мой батин талисман. А полиция вообще не спит? Ни днем, ни ночью? Наша служба и опасна, и трудна. Та-да-да-дам! И на первый взгляд как будто не видна. Та-да-да-дам! Короче, если кто-то где-то по законам жить не хочет, они их сразу в каталажку определяют? — он тычет пальцем, подушечкой елозя по стеклу, через которое за суетящимися служителями правопорядка наблюдает. — Курят, как сумасшедшие. Жрут какую-то погань. Смотри-ка, у того по щекам майонез струится тонкой белой лентой. Регочут, как стадо оголтелых дуболомов. И это власть?
Вот это да! А как же всем известный лозунг из давно ушедших, незапамятных времен о том, что:
«Моя полиция меня надежно бережёт»?
Утратила престиж чрезвычайно благородная профессия. А всё из-за таких вот выражений. Если мент, то обязательно — хапуга, карьерист, службист и грёбаный приспособленец. Если в форме, значит, крепостной, не человек, а так служивая скотина. Если на поясе висит «наган», то значит, у носителя, как правило, не все дома, и этим вот оружием он может угрожать, чтобы добиться определенных выгод и жирных преференций.
— Саш, здесь совсем иные правила. Понимаешь? — в попытках продавить его сознание, усиленно киваю и жестикулирую в гребущем жесте правой рукой, слегка подрагивающей то ли от волнения, то ли от утренней прохлады. — Не смотри на них. Кто-то сменился, у кого-то выходной, кто-то только вышел выкурить одну-единственную за дежурство сигаретку. Ты попробуй посидеть сутки, не смыкая глаз, а потом приехать на новый ложный вызов, а после отыскать того, кто пожелал бы всё, как было рассказать…
— Рассказать, чтобы не пришлось применить к случайному свидетелю не оставляющую на печени и почках неожиданную силу?
— Спасибо за доверие, — мгновенно отрезаю.
Хотя в чём-то Сашка прав! Отсутствие полноценного питания, стрельба друг у друга никотинового смрада и бесконечное шатание туда-сюда в томительном ожидании «приглашения на вызов». Как же это всё меня тогда достало! Возможно, если бы я был дома в тот паскудный день, а не торчал на мягком топчане в полупустой каптёрке, то сегодня, в это благостное, чтоб всех нас к ебеням, и умилительное утро не просиживал штаны, встречая очень заспанного, надёжного и старого по оружию собрата.
— Замолкаю! — он демонстрирует мне «сдаюсь и не возникаю», а я наощупь избавляюсь от ремня. — Мне посидеть?
— Я позову, — придавливаю рычажок замка. — Всё будет хорошо.
— Как в первом классе, «папа»…
Андрей Ростов — мой институтский друг, свидетель на нашей с Олей свадьбе, тот человек, который спешно выручил меня, подделав записи видеокамер, следящих за укурками, взятыми под стражу и круглосуточную охрану. Тот капитан, который тихо-мирно дожидался моего рапорта об увольнении и ухода с вымотавшей в хлам неблагодарной службы. Тот парень, теперь уже мужчина, любимый муж, отец двух мелких дочерей, который лично заковал в наручники гуляющие в наркотическом угаре кисти суки, в кого был очень необдуманно влюблён и с кем, по счастливому стечению противных обстоятельств, не сложилось организовать семью и выстроить надёжный дом.
— Привет, — он первым предлагает руку.