— Привет, — зачем-то вытираю о задницу ладонь. — Прости, вспотел.
— В чём дело? — он крепко держит, пока другой клешнёй похлопывает по плечу.
— Не хочу озвучивать. Ты и так всё знаешь.
— Да там ничего такого, Ромка. Подумаешь, красотки мило покутили. Чего ты насупился, словно траур собираешься справлять?
— Давно такого не было…
А если быть противно точным, то с такими загулами жена пять или шесть лет назад сурово завязала. У неё есть «небольшие», но неоднократные приводы в полицию. Этого у Оли не отнять! Жалобы соседей на отсутствующую звукоизоляцию и, как следствие, запрещённый по закону шум с началом действа в районе ноль ноль часов наступающего дня и фееричным завершением в четыре-пять часов утра с молодой зарницей. Потом ещё неоднократное неадекватное поведение в общественных местах. Конечно же, распитие спиртных напитков, нецензурная брань, танцы на столах, цепочка гребаных отказов платить по выставленным счетам, и даже «приставания к женатым мужикам». Кстати, по этому вопросу заявителями выступали только дамы. То есть те, от которых Лёлик пыталась увести «прикормленного жирного осла». Её формулировка, а моя подача — как всегда точна!
— Перестань, — Андрюха отступает от меня и сильно скалит зубы. — Наш Ромка — наглый и зажравшийся буржуй. Крутая современная машина, костюм с иголочки, стильная причёска, последняя модель смартфона. Юрьев, нет слов — ты очень крут. Начальник службы безопасности у Красова — жирная должность, специально скроенная под тебя. Не перестану это повторять. Костя не прогадал, когда пригласил и взял тебя. Кстати, можешь боссу передать — никаких претензий нет. С его монополизацией строительного бизнеса на нашем местном уровне с самозахватами, перепродажами и незаконным отчуждением стало более-менее стабильно.
— Не завидуй.
— А по остальным пунктам ничего добавить не желаешь?
— Я передам и спасибо за доверие и невмешательство в его дела.
— То-то же. Я не завидую, братан. Просто так сказал. А кто у тебя там? — кивком указывает через моё плечо.
— Это за второй, — не оборачиваясь, отвечаю.
— Ух, ты! Малышкам очень повезло, раз за них такие чуваки золотой мошной впрягаются.
— Она… — я снова заикаюсь. — Он-н-на… Л-л-л-лёлик… Твою мать, — весьма некстати младая тупость подвалила. — Андр-р-р-р-юха, с-с-слышишь…
— Тшш, тшш, тшш, — опять похлопывает по плечу меня и следом почти мгновенно добавляет, — обе трезвы, как стёклышки. Не бузотёрили, не скандалили, зато шипели, а потом чуть-чуть поплакали. Куда же без этого! Но свои фамилии без ошибок твёрдо написали. «А» или «О»? С этим, сам понимаешь, не возникло трудностей. Однако та, вторая, грозилась с пеной у рта, что за ней приедут какие-то влиятельные и большие шишки, но, как оказалось, кроме тебя и того, кто сидит на пассажирском месте, никто не заявил о пропаже дамочек и не потребовал сатисфакции относительно некорректного поведения во всём и всегда виноватой полиции. А твоя стоически помалкивала, пока протокольно оформлялась. Фотки будешь брать?
Откровенно говоря, от компромата на жену я бы, конечно же, не отказался.
— Приличные?
— Увидишь. Там и фас, и профиль, и даже с победоносным знаком у виска. Она с выдумкой, Ромка. Впрочем, Оленька всегда с отменным юмором была.
Твою мать! Ростов заинтриговал. По всем очевидным признакам, даже не стараясь.
— Я бы хотел сразу рассчитаться с хозяевами и попросить их не выдвигать обвинения, а уж потом, не торопясь, собрать её портфолио и личные вещи.
— Они должны отвернуть заявление и отозвать свои претензии, Юрьев. Ты же в курсе, — Андрей вставляет в губы сигарету и, чиркнув пузатой зажигалкой, быстренько прикуривает, совершая первую глубокую затяжку.
— С этим могут быть проблемы? — я настораживаюсь и слежу за тлеющим кончиком, которым друг выписывает вензеля, лениво раздвигая губы.
— Нет.
— Сумма не важна.
— Хорошо зарабатываешь?
Нет и, пожалуй, да. По крайней мере, на полном пансионе у Кости мы с Олей не нуждаемся в том, что раньше не могли себе позволить. В те доблестные времена я работал, как грузный и кем-то проклятый телёнок, а получал всего-то жалкие копейки и ежемесячные дисциплинарные взыскания, лишавшие меня хороших премий на весьма неопределенный срок, а мою семью — стабильного достатка.
— Не жалуюсь.
— Извини, — вытянув сигарету, стряхивает пепел, указывая взглядом туда, куда летят переработанные большими лёгкими никотиновые хлопья, — в помещении не курят, а стоять с холопами — уже, как говорится, не по статусу. Это ничего?
— Да. Ты сказал, — прищурившись, внимательно слежу за тем, как спокойно двигаются его большие руки, отгоняя выхлоп-дым от наших лиц и сбивая наслаивающийся пепел на кончике тёмно-бурой сигареты, — что женщины трезвы?
— Более-менее, — он странно изгибает губы. — Скажем, относительно, потому что бывало и трезвее, и гораздо лучше.
— Не понял, — отступаю, как от внезапно нападающего на меня врага.
Сейчас я ни хрена не догоняю. Зачем надо было устраивать скандал и светопреставление, если обе находятся в нормальном, по меркам полиции, конечно, состоянии?
— Два часа сидят, Ромка, а комфорта и удобств в задрипанном обезьяннике с твоим уходом, как известно, не прибавилось. Кому понравится, что там нет соответствующего места для того, чтобы удобно лечь и не задрать при этом до бровей очень дорогую юбку? И потом, смотря какая подберется шаловливая компания…
— Они…
Он даже не даёт мне сформулировать по всем правилам вопрос и сразу отвечает:
— Вдвоём и только. У вынужденных подружек по несчастью в отделе организован полный пансион и круглосуточное наблюдение. Они держались огурцами — повторяю ещё раз. Твоя, правда, пару раз прокляла дежурного лейтенанта за то, что усомнился в правильности произнесенной задержанной фамилией. Прикинь, та самая Юрьева заявилась в гости, открыв кованые дверцы с каблучка. Расклад такой: если здесь любимая жена Ромки, то в скором времени всем надо окопаться, потому что неуправляемый мужлан заявится и на хрен всех по-ковбойски — с двух стволов и от бедра — перестреляет. Тобой можно пугать желторотых пацанов…
Что они с большим успехом вытворяют, вероятно!
Теперь понятно — Ольга с Ингой одномоментно протрезвели, потому… Как бы помягче фразу сформулировать, чтобы не опростоволоситься и не солгать присутствующим? Девочки очухались и едва-едва пришли в себя, потому что просто-напросто охренели от того, что в камере предварительного заключения увидели: там нет зеркал и скрытого от глаз общественности нужника.
— Ч-ч-что от-т-т меня? — потупив взгляд, слежу за тем, как старый друг засовывает пачку в брючный боковой карман.
— Телефон врача, — не поднимая головы, зубов не расцепляя, куда-то в пол жужжит Андрюха.
— Без проблем. Я всё достал.
Как обещал! Неоднократно разговаривал об этом с Василисой, которую несколько часов назад представил Лёлику, как свою случайную любовницу. Не знаю, какая муха укусила в тот момент, но, по правде говоря, насточертело перед фифой пресмыкаться. Е. ать! Я хочу нормальную семью и пришедшую в себя жену, с которой можно обсудить процесс зачатия и последующего разрешения от живого маленького бремени. Её полугодовая пятиминутка слишком затянулась. Пора сворачивать лагерь и с хандрой десятигодичной давности кончать. Кончать, кончать, кончать…
Сколько, мать твою, я вынужденно в руку кончил, пока следил за тем, что она вытворяла сначала на кухонном столе, а потом встав раком на постели, лукаво оскверняя глазок той камеры и чересчур внимательно разглядывая объектив ритмично сокращающейся розовенькой дыркой. Пусть только выйдет… Вернее, эту стерву я под собственным конвоем выведу на свободу, а потом очищу и себе, и Ольге карму тем, что пару раз возьму её так, как собственной особой пожелаю.
— Отлично. Больше ничего. Бля, я так запарился, Ромка, что не могу словами вкратце описать. Какая-то круговая, мать её, порука!
— Андрей, спасибо! — теперь спокойно говорю и тут же распрямляюсь.
Они пытаются завести ещё детей, но ни черта не получается. Девчушки «быстро выросли» — прямая речь и без эпичных вставок, а хочется, чтобы огромный дом был постоянно наполнен голосами мелкой шатьи-братьи. У каждого свои проблемы и неурядицы…