— Это настоящее насилие.
Тюрьма по самоуверенному гаду плачет. Он допросится — я заявлю, а после подтяну имеющиеся доказательства, которых за годы нашей совместной жизни собрала немало. Юрьев находится на карандаше у правоохранительных органов, а это значит, что за возбуждением дела по соответствующей статье ни хрена не станет.
— Нет.
— Да.
Мне нужно научиться лучше управлять своим паршивым телом. Боже мой, как Ромка щерится, при этом вырастая в собственных глазах. Я не отказала? Ладно, пусть будет так. А ему в голову ни разу не пришло, что я его боюсь, потому по-сучьи унижаюсь, помалкиваю в тряпку и предпочитаю получать физическое удовлетворение, хоть и слабенькое, на «троечку», иногда на «два» солидных балла, вместо раскроенного черепа или начисто с плеч сорванной башки. И он, конечно, понимает это, как мое красноречивое:
«Да! Да! И да! Бери и пользуйся, любимый!».
— Да, Юрьев, да.
Ещё раз, что ли, повторить?
— Нет, Оль. Никогда, — мотает головой. — Не обвиняй меня в том, что я не делал и не делаю.
— Я, стало быть, выдумываю? Я вру, по-твоему?
— Ты кокетничаешь. Это мило, детка. Мне нравится, когда ты такая.
— Что? — о, Боже мой, как широко, наверное, распахиваются мои глаза, а рот желает всё же выдрать пальму первенства у зенок. — Ни черта у тебя самомнение, Юрьев! — с присвистом восклицаю. — Никогда не замечала за тобой подобной наглости. Самоуверенность взрастил недавно? Обновление скачал, установил и начал юзать…
— Пока с тобою спал, — подло прыснув, заканчивает за меня. — С самооценкой всё нормально, как и с наглостью. Но ты, любимая, тащишься от моего внимания…
Если он добавит к этому, что:
«Мать была права! Мужчина бегает за сукой, которая хвостом метёт и писькой завлекает»; то я его своими собственными руками, без сожаления, особо не задумываясь, возьму и придушу, впиваясь в шею острыми ногтями. Пусть! Пусть меня осудят за то, что так, по-шекспировски, зато с гарантией, быстро и эффектно развелась. Боже, как он гордится тем, что делает со мной, а я ещё его жалела. Жалела, когда увидела после заточения, почти как возвратившегося домой с затяжной войны героя, получившего не одно смертельное в голову и грудь ранение.
— Лёлик, ты, зайка, думаешь, что, если мы «помиримся», — зачем-то добавляет этот пошлый жест руками, изображая те кавычки, которых вроде бы и нет, а он их в быстром темпе согнутыми пальцами возле морды выставляет, — я перестану интересоваться тобой? Мол, устоявшиеся привычки, обязательства, скука… Нудный быт? Согласен, что через это мы не прошли с тобой, когда только-только познакомились. Ты жаждешь моих ухаживаний? Я не ошибаюсь? Хочется внимания? Ты девочка?
— Чего?
— Девочка-девочка, которая стремится быть желанной и любимой. Я тебя хотел, хочу и всегда буду хотеть. Про постоянный стояк что-то нужно добавлять? Это как-то мне зачтётся там, в нашем городе, когда ты устроишь судилище и посвятишь в интимное других. Тех, чье внимание тебе, на самом деле, безразлично. Что за письменные жалобы, жена?
Босс — тоже гад! Спокойно-спокойно. С последним разберётся Ася. Уверена, что девчушка жару даст. Она способна на нечто большее, чем хлопать ресничками, строить синие глазёнки и надувать губища, когда теряет с мужем связь. Ася — не покладистая дама, а инкрустированный драгоценностями ларец с тяжёлыми женскими секретами, к которому шеф пока не подобрал ключи. Не старался? Или был занят проблемами других? Я позабочусь — я научу. Взвоет! У-у-у-у, болтливая скотина.
— Я хочу твоего внимания? Боюсь, что лопну от смеха. Закончим на этом. Наговорились, Юрьев. Тут душновато. Кондиционер не рубит?
— Я не включал.
— Всё, чао-какао. Меня узница ждёт. Заточили женщину в отдельную палату, а цербера забыли приставить. Для этого Олю привезли? Выписали Аське персонального соглядатая. С-с-с-су…
— Так я не прав?
Он точно хочет знать о том, чего желает мое святейшество и воспаленный мозг. Пожалуй, так. Во-первых, во-вторых, и напоследок. Хочу! Хочу-хочу! Хочу до дрожи в кистях, локтях и чёртовых коленях, чтобы Ромка откусил язык и окончательно заглох. Когда молчит и тухнет, ей-богу, он мне больше нравится. По крайней мере, эта самодовольная улыбка исчезает, а сам он транслирует вдумчивость, серьезность, взрослость. Эти симметричные ямочки на щетинистых щеках… Зачем я обращаю на это всё своё внимание? А если треснуть мужа по башке, чтобы его потерянная за ночь мыслительная деятельность наконец-таки врубилась, сперма отлила от насупленных надбровных дуг, а серое вещество под названием «мозг разумного, цивилизованного человека», покачивающееся на экстатических волнах и забитое бациллами с инстинктом бешеного, то ли кроличьего, то ли дрожжевого размножения, на место встало и успокоило адреналиновую бурю, которая топит его вены?
— Недовольна?
Ты напросился, хотя сначала на этом будто не зацикливался. Изволь, «любимый». Видит Бог, я ведь не хотела раздувать мехи, но раз он так неистово настаивает, то почему бы не представить «антирайдер», которым я здесь наслаждаюсь по его любезной, очень доброй милости.
— Хотел разжечь пламя страсти и нажать на кнопочку «РЕСТАРТ», но вместо этого случайно организовал ледниковый, чёрт возьми, период. Попала? Если так, то это совершенно дебильный план. Сырой и необкатанный. Это «Юрьевская ядерная зима»! Неплохо для начала. Меня устраивает. Тебя — не знаю. Но теперь мы разлетаемся сильнее. Не заметил? Не успел снять показания, потому что занят был? Если бы ты учил в школе физику, то знал о важном открытии под названием «гравитация».
— Как знание об этом поможет мне поддерживать на том же температурном уровне разведенный костёр?
Сегодня что-то больно языкат и постоянно скалит зубы. Как? Как? Как укусить, чтобы взвился и куда-нибудь, с глаз моих долой, на более продолжительный период, чем шесть-семь-восемь часов, сбежал?
— Тебе уже никак, Юрьев. Но к твоему сведению, несмотря на все старания, если ты, конечно же, не брешешь, я быстро и непрерывно остываю, парень. Моментально зябну и резко поджимаю ноги. Вгрызаясь зубами в студёную коленную чашечку, замолкаю наглухо, подавившись слюнными пузырями. Вот так стараюсь! Господи-Господи, только бы не заорать. Получишь пяткой в пах, если вовремя не свалишь. Не растаешь или не исчезнешь с горизонта. Моя температура тела стремительно понижается, а терпение с каждым проведенным здесь днем очевидно убавляется. Оно тает. Просто на глазах, без присматривания и считывания количества оставшегося. Вот тебе последние данные с места чрезвычайного события: оно на дне, Юрьев. Думаешь, что, если вниз башкой пробьешься, с той стороны тебе обязательно, учитывая рвение, с улыбочкой приветливо ответят? Мол, заходи, придурок, мы тебя уже заждались.
— Лё-ё-ё-ль… — а он в скупой ответ протяжно, лениво и чуть-чуть кокетливо гундосит.
— Ты привык к гарантированному, постоянному сексу, к безопасному и всегда безотказному перепихону под названием: «Мы делаем детей! Соблюдайте тишину на этаже — моя дама сильно нервничает и тотчас зажимается, а я, как говорится, не могу пробиться, чтобы отлюбить». А почему бы и нет? Да, конечно. В самом деле. Всё так удачно совпало, что грех не оседлать удачу. Поэтому…
— Нет, — в том же темпе отвечает. — Хотя одно другому не мешает. Чего ты завелась?
— … решил, что это прекрасная возможность организовать себе постельные безумства на выезде. Даже в командировке, которая, откровенно говоря, сильно затянулась, у тебя сытое брюхо и довольная рожа после обязательного траха. Откуда такое рвение, супруг? Не смей мне заряжать про наследников и белую зависть родительскому счастью Красовых. Тем более что порядочный и верный Костя всего лишь за один день без Аси превратился в пещерного человека, только-только вставшего на нижние конечности, чтобы принять вертикальное положение, распрямить согнутую по-обезьяньи спину и подтереть свой обмазанный фекалиями зад, почесав пальцами, похожими на толстые сардельки, ложбину между повисшего без древней бабы члена и не опустошенных — по той же, мать твою, причине — не выбритых безопасной бритвой несущих маленькую жизнь яиц. Недосып шефу не идёт, однако Котя всё равно прекрасен. Я бы трахнула босса, если бы не кольцо на безымянном пальце.