В действительности же он оказался в армии по причине того, что был бездарен и ненормально ленив для учебы в вузе и, прямо заявляя о том, что отец выхлопотал для него местечко в пограничных войсках, похоже, никогда всерьез не задумывался, почему ему было там так привольно.
В память мне врезалась только месмерическая история в духе позднего Бунюэля, в которой Лев повествовал о том, как под конвоем ехал на электричке в какую-то другую часть и повстречал тринадцатилетнюю девочку, которая, не раздумывая, дала ему в тамбуре. Об этой девочке, чей образ явно был порожден нищенствующей фантазией свидригайловского типа, он говорил, заламывая руки и как бы коря себя за непозволительную слабость, которую перед ней явил - полагаю, в его представлении, эта галиматья добавляла его образу нечто демоническое.
Он взял меня за руку и сказал:
- Как странно, что мы познакомились только два дня назад, а сегодня сидим рядом, на этом балконе, и мне кажется, что мы знакомы уже много лет.
- Синдром «Темных аллей», - ответила я с усмешкой, - навязчивое дежавю.
- Я не читал... - вздохнул Лев.
У него был довольно странный, я бы сказала, подростковый способ заинтересовать собой женщину. Сжимая мою руку в поту своей ладони, он до одурения говорил о каких-то других девках, которые безумно его любили и от этой безысходной любви даже стремились разрушить его семейное счастье. В сущности, все достижения его тридцатилетнего социального пути были крайне сомнительны, если не сказать ничтожны, и поэтому он был вынужден постоянно художественно переосмысливать свои краткосрочные романы с продавщицами открыток и официантками в домах отдыха.
- Совсем недавно я расстался с девушкой, которая доставила мне массу сложностей, - таинственно произнес Лев. - Мы познакомились на радио (с радио тоже была связана целая сага, не уступающая, а в чем-то и превосходящая милитаристскую эпопею Финского залива), ей было семнадцать лет, и я просто играл с ней. Мой друг был в нее влюблен, и он даже хотел на ней жениться, но я сказал: «Можешь это сделать, но она все равно будет моей любовницей!» Это тянулось целый год, и в какой-то момент я понял, что и сам полюбил ее, но с ней было очень тяжело, она все время требовала внимания, а потом она пришла к моей жене, когда меня не было в городе...
Сказав все это, он притянул меня к себе и поцеловал. Целовался он ужасно - складывая язык трубочкой и сжимая губы. Мы повалились на пол, и Лев, сопя и пыхтя, достал из заднего кармана брюк самые дешевые презервативы, из тех, что продаются в аптеках, слепленные в перепончатые хвосты. За стеной захохотала какая-то женщина, а он шепотом поинтересовался: сколько стоит на такси отсюда до моего дома? Я брезгливо ответила, что у меня есть деньги, но он все же сунул мне в кулак сто рублей, и все время, пока мы корчились на недавно отциклеванном полу, а я изображала страсть, эти деньги были у меня в руке, потому что я не знала, куда их можно положить, не оскорбив его.
Мы трахались в миссионерской позиции (за всю свою бурную половую жизнь Лев смог освоить только ее и позу «раком») на скользком паркетном полу, и как бы пьяна я ни была, я была вынуждена признаться себе в том, что член у Льва тощий и короткий, как дистрофический карлик, и что я никогда не кончу. При этом мне очень хотелось получить удовольствие, ведь я не спала ни с кем почти полгода, и, закрыв глаза, я представила себе, что е...сь с Даудом. Перед моим внутренним взором, как форпост-призрак, возник его огромный, обрезанный член, я приложила титанические психические усилия, чтобы вспомнить, что чувствовала, когда он вылизывал языком все мое тело, и...
Хуже всего было то, что, кончая, я довольно внятно простонала «Даудик...».
- Что? - спросил Лев.
- А что? - я сделала вид, что получила космический оргазм и сейчас просто не понимаю, где нахожусь.
- Ты произнесла какое-то жуткое восточное имя, - настаивал Лев. - Даудий?.. Или как? Я не расслышал.
- Да нет, - я шутливо отмахнулась. - Тебе, наверное, послышалось.