В конце учебного дня ее вызвал к себе Олександр Мыколаевич, но почему-то его на месте не оказалось и Нина Викторовна, поджав губы, порекомендовала подождать его в кабинете. Татьяна Дмитриевна вошла туда и заметила на полке собственного Кузмина, который лежал, раскрытый где-то ближе к концу. И ей почему-то подумалось, что истинно преданная секретарша должна относиться ко всем так, как ее шеф, а Нина Викторовна - наоборот: с тех пор, как директор стал благоволить к Татьяне и выделять ее среди других педагогов, отношение секретарши только еще ухудшилось, хоть раньше это казалось уже невозможным. На первый взгляд, чего еще желать начальнику, как не такого работника, как Нина Викторовна. Но у Тани стало возникать ощущение, что секретарша попросту терроризирует шефа своей преданностью, под которой скрывается рабская ненависть. Он бы давно ее уволил, если бы не боялся, что мир обрушится. Сколько раз уже встречался Татьяне за время ее пестрой карьеры этот тип отношений - ушедший в себя начальник, которого никогда нет на рабочем месте, и его неуправляемая "правая рука" - эдакий монстр из нержавейки марки Х-12 Н-9Т, просто оживший архетип Великой Матери и Собака Баскервилей в одном флаконе. Такое поведение женщины, несовместимое с идеалами поэзии, красоты и добра, результативно только потому, что поведение мужчины упирается в примитивно-философские конструкции. Например, он не может выгнать секретаршу только за то, что она противная. Ему нужны более серьезные основания, которых у него нет, потому, что эти основания надо искать, а подобную работу должна делать мама либо секретарша. Мужчина одновременно раб страстей и раб здравого смысла. Покажите мне его секретаршу, и я скажу, что в нем возобладало. Так, или иначе, все равно он раб. Мамаша в детстве натаскала его, чтоб слушал хозяйку. Мозги замкнуты на себя, мысль идет по кругу, исхода нет. К плохому обращению он привык, а к хорошему - нечувствителен. Воспитывают мальчика в женском мире, а потом ждут, когда же он наконец станет мужчиной! Никогда не станет, можно расслабиться.
Но, милые дамы, с нашей стороны грешно и нечестно терроризировать человека только потому, что он несовершенен. Все таки, не надо быть такой уродливой злой секретаршей, тем более, если много лет мечтаешь изнасиловать в темном углу собственного шефа. Уж лучше быть толстой глупой Моникой Левински. Это честнее, приятней, и платят больше. Если бы я могла стать толстой и глупой, то уж конечно, стала бы! К сожалению, это в равной степени невозможно...
Потом ее мысли перешли к отношениям с Пельменем. И Таня подумала, что он безнадежно загнан в угол, потому что в его жизни наступил такой момент, когда обманывать себя больше нельзя, а признавшись себе в своих чувствах, он должен пересмотреть все-все свои взгляды на жизнь, то есть все зачеркнуть и начать заново. И он не чувствует в себе сил с е й ч а с этим заниматься. Тем более, он уже принял решение и пытается доказать себе, что его слово все еще незыблемо - "я так решил, а это значит, что так и будет!". Но он не рассчитал своих возможностей и уже, видимо, сожалеет о том, что принял опрометчивое решение. Пельменю нужен исключительный предлог, который дал бы ему возможность отступить от своего слова и сохранить при этом доверие и уважение к собственной персоне. Татьяна интуитивно это чувствовала вчера, когда пригрозила, что вскроет вены, но ритуал требовал, чтобы мужчина на первый раз не дал себя одурачить...
Тут в кабинет влетел Олександр Мыколаевич. Он легко швырнул дипломат на один из стульев и прямо в кожаной куртке уселся в кресло.
- Ниночку, чайку зигрий, будь ласка! Танечка, рад видеть. Как дела, что ученички, как здоровье Пельменникова? - С некоторых пор он начал, не чинясь, общаться с ней по-русски. Видимо, так ему было гораздо легче, да и сам он стал гораздо легче.
- Александр Николаевич, вы уже знаете...
- Слухами земля полнится. Ваш Раздобурдин примерно раз в неделю звонит мне вот по этому телефону и спрашивает, как там, мол, ведет себя учащийся Пельменников, какие о нем отзывы.
- Да какие отзывы, он же на занятия не ходит!
- А никого это не волнует. Я вам вот что хочу сказать, надо, чтобы он ходил, понимаете? Ниночку, нихто бэз мэнэ нэ дзвоныв? Ну, добрэ, я зараз. Вы мне вот что посоветуйте, где мне найти спонсоров для школы? Это же невозможно, уже мел не на что купить! Все с меня только требуют, Олэсь туда, Олэсь, сюда, а нет, чтобы дать хоть сто гривень. А потом еще и указывают, кого мне увольнять, а кого принимать на работу. Сами посудите, ну где я посреди учебного года найду хорошего специалиста по русской литературе. Не могу же я сам все бросить, идти и ее читать!
- Вы что, намекаете, - произнесла Татьяна Дмитриевна севшим голосом, что кто-то требует от вас, чтобы меня уволили?
- Ну, я пока что в собственной школе хозяин. Вы - женщина мудрая, сами понимаете, откуда ноги растут, тем более, они у вас слава Богу... Короче, чтобы Пельменников больше не травился, ради всего святого... Ниночку, як там чайнык? А что, Эдика вы давно видели? Как он там? Мы же с ним когда-то, поверите ли, на одном курсе учились. Он даже пару раз ко мне в гости захаживал... да, точно, - три раза. А живет все там же?
- Что вы его, вместо меня взять хотите? Я спрошу, но он, кажется, работает по специальности...
- Да, да, помню, "русский как иностранный"... но какая вы нехорошая! И как вас дети терпят!
- Травятся.
- Вот то-то и оно. Уж если вы так с Даниленко поладили, что он просто нахвалиться не может... слухами земля полнится... чего вам стоит договориться с этим Пельменем! Я тоже человек, и мне ничто не чуждо, но... я вас умоляю! - И он умоляюще поглядел. Хоть Татьяна Дмитриевна заметила в этой гримаске некоторую долю юродства, ей стало стыдно, и она решила объясниться с Женей.
* * *
- Алло... Алло... Женя?
- А... это ты... - Чтобы он не повесил трубку, Татьяна собрала весь свой эгоизм и выпалила:
- Женя, меня из-за тебя с работы выгоняют!
- Почему из-за меня?
- Раздобурдину стало известно о наших... бывших... отношениях и твое, извини, отравление переполнило чашу.
- А при чем тут это?
- Ну уж это тебе лучше должно быть известно! Наверное, он тебя воспринимает как будущего зятя...
- Да. И что?
- Ничего. Если тебя моя судьба больше не волнует, то ничего. Извини, что побеспокоила. Болей дальше.
- Нет, постой! Что же это получается, господин Раздобурдин будет указывать мне, что мне делать и с кем спать? И откуда он взял, что я женюсь на его дочке, когда она наставила мне рога еще до свадьбы? Он думает, за деньги все можно купить?!
- Тебя, во всяком случае, можно. С потрохами.
- Ты так все время обо мне думала, да?
- Учитывая то, что ты бросил меня именно из-за денег... Или у тебя есть другая трактовка происходящего? - Таня поддразнивала его уже специально, чтобы дать ему возможность позволить ей заманить себя и при этом соблюсти все правила, которые он сам себе придумал.
- Да как ты могла! Ведь я же ради тебя!
- А ты меня спросил?
- Но я же ничего не могу тебе дать.
- А любовь - это, по-твоему, "ничего"? Раздобурдин совершенно верно рассчитал, у тебя деньги стоят впереди всего.
- Может быть, и так, но, во всяком случае, деньги дают свободу, а именно свободу я ценю в первую очередь. Поэтому он просчитался.
- А ты не способен чувствовать себя свободным без денег?
- Вот только не надо! Это все демагогия. Какая свобода в том, чтобы жить с родителями, не иметь возможности никуда сходить, стрелять у собственной жены сигареты?
- Я не курю.
- Да, но ты ешь, одеваешься, красишься, пользуешься дорогими духами, там, кремами, шампунями... Хочу посмотреть, что из тебя выйдет, если ты будешь есть шахтерскую колбасу и мыть голову хозяйственным мылом.
- Давай поживем и посмотрим.
- Может, тебе и все равно, но мне не все равно. Извини, я перезвоню через минуту.