— Не исключено, что он там на какого-нибудь наткнется, — сказал Лаура и, словно бы в подтверждение своих слов, защелкала языком, что могло показаться определенным злорадством, но, скорее всего, было лишь проявлением некой всеобщей нервозности. — Там, в баре, совсем темно.
— Ну, скорее всего, на какие-нибудь неприятности, — ответил Жира.
Затем все произошло довольно стремительно и как-то скопом, слишком уж много связующих ниточек сплелись воедино и местами порядком запутались, так что в какой-то момент стало казаться, что ты всего лишь жертва неких изощренных сюжетообразующих элементов. Началось с того, что Хеннинен вылетел из бара, словно фурия, поминая недобрым словом всех и вся, от Бога и черта до гомиков и нацистов, судя по всему, его терпению настал конец, и вся та душевная и земная муть, что накопилась за день, вырвалась теперь наружу. Побушевав для начала у дверей, он ринулся к столику, словно огромная гора, ненамного более светлая, чем окружающая ее темнота, и, подойдя, с такой злостью сел на скамейку, что наверняка ушибся, после чего стал, трясясь и с пеной у рта, докладывать о том, что же произошло там, в баре, сопровождая рассказ примерами всеобщей несправедливости по жизни. Рассказ заключался в том, что этот гребаный персонал, эта жалкие твари, эти слизняки, отказались продать ему, Хеннинену, пива, у них, видите ли, вырубили электричество, а без электричества краны разливного пива не работают, когда же он попросил баночного или какого-нибудь еще, они сказали, что кассовый аппарат тоже не работает, а когда после всего этого он в порыве чувств стал проклинать все это, на хрен, заведение, они предложили ему пойти проспаться, ну и, конечно, он тогда схватил с барной стойки пепельницу и хрякнул ее об пол, после чего они сказали, что вход в бар ему теперь вообще заказан.
В продолжение рассказа, не успев даже толком выдохнуть последние слоги предыдущего предложения, он связал все это с тем, что, на хрен, безумно устал от всей этой жизни, от того что дни так и капают на голову, смывая за собой все попытки стать наконец счастливым человеком, так и сказал, и это прозвучало как-то чертовски серьезно, несмотря на весь лирический балласт, а он сразу же, не останавливаясь, как бы перескочил на общественно-политический уровень и заговорил о гражданском долге и о росте преступности, и о том, как же нам жить между двумя этими понятиями, но все это было уже довольно сбивчиво, а потом он снова перескочил вперед, и следующим этапом стали «господа», и он действительно начал говорить о богатых и власть имущих, но тут уж речь его приобрела такой оттенок, что в голову незамедлительно пришла мысль, что если он сам вдруг когда-нибудь станет частью этого класса, то надо будет непременно сделать ему впоследствии несколько колких замечаний.
Но долго раздумывать об этом не пришлось, ибо в тот момент, когда Хеннинен решил перевести дыхание, перед тем как перейти к следующей части своих излияний, послышался ужасный визг, а сразу за ним целая очередь практически беспрерывной ругани и крика.
По счастливому стечению обстоятельств, именно в этот момент одна из машин, стоящих на остановке такси, то ли испугавшись крика, то ли устав ждать, уехала, вследствие чего следующая за ней машина включила фары и передвинулась на одно деление вперед. Безусловно, такое стечение обстоятельств можно назвать счастливым лишь для стороннего наблюдателя, которому на мгновение вновь открылся вид на архитектурное многообразие пейзажа и того, что творилось на его фоне, саму же сложившуюся ситуацию никак нельзя было назвать лучезарной. Лишь через пару секунд удалось опознать в этой не то стычке, не то драке, разыгравшейся под затихающим дождем, семейную междоусобицу, которую по непонятным причинам решили вдруг выставить напоказ или просто вынесли проветриться. Времени для внимательного изучения не было, но его хватило, чтобы понять, что мужчина и женщина были примерно средних лет, хотя, конечно, вывод о возрасте был сделан не по количеству годовых колец на лице, а скорее на основе применяемой ими ругани и с учетом активного использования ими хватательных конечностей, что, безусловно, указывало на продолжительный характер взаимной ненависти. Они кричали, размахивали руками и даже плевались друг на друга, но потом такси выключило фары, и снова наступила темнота.