— Послушай, Жира…
Ответил на это почему-то Хеннинен, он положил руку на плечо и сказал:
— Не волнуйся, я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.
— И мы тебя тоже, — выкрикнул Жира откуда-то из-за спины.
Потом на некоторое время снова наступила тишина. Осторожно приоткрыв глаза, можно было заметить, что туман стал уже рассеиваться, а впереди по-прежнему убегали вдаль рельсы, окруженные зелеными зарослями и торчащими кое-где домами, в окнах которых кипящим маслом искрилось солнце.
Пожалуй, в этом не было даже ничего необычного. Все тот же пейзаж, и те же голосистые птицы, и тот же город вокруг, который теперь наконец-то стал просыпаться, а рядом тихое ворчание Жиры, в котором можно было разобрать лишь фразу «ну ты даешь», — все было вполне обычно и вполне закономерно.
Откуда-то послышался тяжелый скрипящий звук, видно, сдвинулся с места товарный поезд, или его сдвинули.
Солнце светило ярко и высоко, и подумалось, что если подобраться к нему поближе, то можно услышать, как оно потрескивает.
А потом снова стало тихо, словно все внешние звуки ушли куда-то, оставив место для слов.
— Я вот только хотел сказать, если, конечно, уже не сделал этого на каком-то там подсознательном уровне, что, похоже, Жира, ты так никогда и не позвонишь этой своей Марье.
Жира сделал глубокий вдох, потом выдох и не сказал ничего. Но почему-то показалось, что выдохнул он с облегчением. А потом и вовсе закрыл лицо руками.
— И коли уж я начал уже говорить, то хочу рассказать, что видел сон, в котором все мы были там, в больнице.
Хеннинен повернулся, внимательно посмотрел, а потом быстро улыбнулся и сказал:
— Ну, на это могу сказать только одно — что теперь я чувствую себя гораздо лучше.
Он повернулся в сторону города и стал смотреть на него.
Жира поднял лицо, посмотрел вперед и стал что-то насвистывать, как будто осторожно дул на горячую картошку, почему-то было очень похоже. Меж деревьев вдруг что-то блеснуло, словно кто-то там, в поднебесье, открыл форточку, и на нее попало солнце. А может, где-то в Сахаре раскрыла крылья бабочка, всколыхнув воздух и положив начало легкому дуновению, которое, облетев полмира, стало резким порывом ветра, холодной тенью пробежавшей через все тело.
Прошло еще немного времени, а потом вдруг вспомнилась еще одна важная вещь, о которой тут же пришлось спросить:
— Так что, мы разве не пойдем туда, в больницу?
Хеннинен покачал головой и, продолжая как-то парализованно улыбаться, сказал:
— Возможно.
— Вах, — произнес Жира.
В розовом кусте на самом краю железнодорожного полотна что-то громко зашуршало. Неожиданно оттуда выпорхнула большая ярко-желтая птица и, перелетев на другую сторону, скрылась в листве деревьев. Она была такой нереально пластмассовой, что вся эта ситуация стала казаться похожей на какой-то анекдот. И тут вдруг захотелось снова что-то сказать, что-нибудь теплое и приветливое, про то, что во сне передумалось всякое, но Хеннинен снова прервал эту речь, сказав:
— Маршал. Мы все понимаем. Я же уже говорил.
А значит, и действительно все поняли.
Со стороны города послышался странный шелест или даже глухой стук. Он продолжился под мостом и внезапно вынырнул из тени на свет. Заяц-русак скакал вдоль железнодорожного полотна. Следующей остановкой была Пасила.