Подошёл я к одному из лотков, на котором лежали альбомы с монетами, марками и открытками, значки и кредитки. Спросил у продавца, нет ли календарей. Парню было под сорок: джинсы, выцветшая футболка, усы и густая, совсем не «шляхетская» борода. Он как–то обреченно вздохнул: дескать, ну что за глупые вопросы? — отвернулся, покопался в своих ящиках и вытащил огромный альбом. В нём были календари.
На ярмарке
— Ничего себе! — вырвалось у меня. — А я думал, что здесь… тутай тэго не ма… Я имею в виду, в Польше.
— Не–е–е… — красноречиво протянул он: мол, такого добра у нас завались. И рукой махнул.
— В Росьи у нас этого дужо, много, — стал почему–то объяснять ему, — но мне хотелось найти польские. Друзья приезжают из Франции и Финляндии, «нету, — говорят, — там о таком не знают».
Коллекционер стал листать альбом. Попался мне на глаза календарь с изображением Спасской башни.
— Это мы знаем, это у нас есть, — сказал я.
— Аха, розумем, понимаем, — кивнул он.
— Меня интересуют польские… несколько штук хотя бы.
Я опасался, что он предложит мне купить весь альбом, потому и сказал это. А он стал молча вынимать из альбома польские календарики, пропуская чешские, немецкие, словацкие. Я рассматривал изображения на них: главным образом, машины, мастерские автосервиса, курорты и какие–то солярии. Стопка росла прямо на глазах.
— А може дощч… хватит? — попытался я остановить его. — Уже збыт за дужо… слишком много…
— Не–е–е-е… — отмахнулся он, продолжая листать альбом.
Это продолжалось минут десять. Жена смеялась, наблюдая за нами, а я размышлял над тем, как выпутаться из создавшегося положения: так много мне не нужно было.
— Иле то коштуе? Сколько стоит? — спросил я.
— Ниц не коштуе! Бесплатно, — ответил бородач.
— Как так? Могу заплатить.
— Не–е–е-е… — он опять махнул рукой: по фигу, мол.
Я еле остановил его. Вдобавок ко всему он вручил мне карточки с именами и адресами коллекционеров из Чехии и Словакии: там, оказывается, тоже собирают карманные календари.
— А вы это… почему? — спросил я, показывая на альбом.
— Меня интересует всё, что связано с пивом: капсюльки от бутэлэк, — я понял, что он имел в виду бутылочные крышки, — подставки под кружки, календажики на пивны тэмат, отвераче до пива, — открывалки, догадался я, — пивные этикетки…
Он с гордостью показывал мне свою коллекцию.
— Хорошо, я пришлю пану «капсюльки» от русских пивных бутылок, — засмеялся я.
— То добже.
Он достал из кармана свою визитную карточку.
— Тутай, — он ткнул пальцем в карточку, — мой имейл, адрэса…
— Хорошо, хорошо.
Я ещё раз глянул в карточку. Моего собеседника звали Януш. Из города Гливице. Где это? Понятия не имею. «Ну вот, — подумал я, — теперь надо собрать полсотни крышек и отослать ему, а то как–то неудобно…»
Такая вот дружба народов на бытовом уровне.
А завершился этот суматошный день большим концертом Марыли Родович. Сцена была расположена на Оловянке — так называется городской островок, образованный притоками Вислы. Билеты на концерт можно было купить в тот же день, но нам этого не потребовалось. Мы хорошо слышали Марылю с набережной Мотлавы, где собрались десятки тысяч горожан и приезжих. Представление сопровождалось световым шоу. Вовсю рекламировалось пиво «Special». Столпотворение на набережной казалось катастрофическим! Люди пили пиво, приплясывали, подпевали. Найти свободное местечко поближе к воде казалось нереальным. Мы с трудом приткнулись на берегу Рыбного Тарга (когда–то здесь торговали рыбой). Сидели прямо на бетоне береговых ограждений, свесили ноги над Мотлавой, пытались что–то разглядеть сквозь частокол мачт многочисленных яхт. «Сейчас разогретая публика попрёт вперёд, и нас свалят в реку», — подумал я. Чтобы увидеть певицу, на зданиях на другом берегу вывесили огромные экраны. Картина была фантастической: толпы людей в полумраке на набережной; голос Марыли Родович над черной, словно жидкий битум, водой, где отражались огни города и светового шоу; песня «Касса Секс», гремящая над ярмаркой; лучи прожекторов, шарящие по стенам старинных зданий; мелькание надписи «Special»; огоньки и мачты яхт; мерцание и мельтешение на экране на противоположном берегу; старый Журав — древний портовый кран — чёрной угрюмой тенью склонился над водой, над яхтами, над людьми… «Собирала дикие трефы, лесные пики и бывала там, где рождалась музыка…» — пела Марыля.
Рыбный Тарг