— Они супруги?
— Да. Но детей у них никогда не было. Я не лезу в их дела, они в мои.
В этот момент Майлз появился в проходе, левитируя перед собой толстый, старинный фолиант какого-то невообразимого размера.
— Ого! — выдохнула Гермиона. — Что это?
Она быстро пододвинулась, давая ему побольше места, чтобы Майлз сел рядом.
— Чашки, — спокойно произнёс он, и посуда раздвинулась, освобождая пространство для книги. Она плавно опустилась на стол. Гермиона искоса взглянула на взволнованное лицо мужчины. Майлз был немного напряжён, добродушной ухмылки не осталось. Он бережно перевернул несколько страниц разом. — Это фамильная книга моей матери, — тихо заговорил он. — В ней скрыто то, чего в моей семье нельзя было обсуждать. Триста пятьдесят лет назад, мой далёкий предок, чистокровный волшебник, взял в жёны маглорождённую…
— Что? — неожиданно для самой себя воскликнула она, прикрывая рот ладонью от смущения, а потом прошептала: — Как это возможно? А твой отец?
Удивление в её глазах было поразительным. Майлзу нравилось, когда она так смотрела, широко распахнув глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не засыпать вопросами.
— Посмотри, — указал он волшебной палочкой на роскошное семейное древо. — Мой прапрадед женился на маглорождённой волшебнице. Она была из очень знатной семьи маглов. Их единственная дочь была полукровкой. В те времена два мира сравнительно спокойно сосуществовали, но всегда были волшебники, которые осуждали такие браки. Все следующие поколения волшебников в моей семье заключали браки только с чистокровными. Мой отец хотел бы думать, что от магловской крови ничего не осталось. Но это не так. Мама считалась чистокровной, как и её предки, но она всегда помнила, что её прапрабабка была из семьи маглов. Отец знал это с самого начала, но почему-то закрыл на это глаза.
— Значит, он любил её! — с восторгом прошептала Гермиона.
— Возможно, — опустил глаза Майлз. — Только с тех пор, как я родился, между ними не было мира. Мама стремилась донести мне, что чистота крови не имеет значения, отец считал иначе. В моей семье всегда была война…
— Как это ужасно… просто ужасно… — еле слышно шептала Гермиона. — А твои способности, когда они появились?
— Очень рано. Впервые я услышал чужие мысли в четыре года, это были мысли Донны, нашего эльфа. Она всегда так жалела, что молодые хозяева не могут жить в мире друг с другом.
— Видимо стресс на тебя повлиял, — с сочувствием произнесла Гермиона. — Часто именно стрессовые ситуации провоцируют первые выбросы магии. Это было из-за родителей?
— Я уже не помню. Мама рассказывала, уже позже, что я прибежал к ней и стал говорить, что Донна говорила, не открывая рта и пересказал ей все её мысли.
— Удивительно… Но удивительнее всего, как твой отец решился жениться на девушке, которая не скрывала своего магловского происхождения?
— Маглорождённым нечего стыдиться, — улыбнулся он. — Ты всегда так переживаешь об этом, словно ты можешь быть чем-то хуже.
— Я уверена, что я ничем не хуже! — вздёрнула она подбородок.
— И ты не считаешь, что я тебя недостоин?
Снова этот удивлённый взгляд. Майлз улыбнулся.
— Да что ты такое говоришь? — прошипела Гермиона, возмущённо всплёскивая руками. — Как я могу?
Майлз вдруг взял её руку в свои. Девушка почувствовала, как её сердце обволакивает теплом, заботой. Щёки вспыхнули, она опустила глаза, глубоко вздохнула.
— Мне нужно… понять, — тихо заговорил он. — Есть ли у меня шанс сделать нашу жизнь другой. Я, возможно, слишком тороплю события…
Гермиона вспыхнула. Дыхание остановилось.
— Подожди… — выдохнула она. — Ты и правда… слишком торопишься. Ты уже так много рассказал о себе, о своей семье. Но ты, — она упрямо взглянула ему в глаза. — Ты меня совершенно не знаешь. Возможно, ты успел немного узнать меня в детстве. Но я уже не та маленькая девочка.
— Гермиона, я…
— Нет, подожди, пожалуйста, — она подняла глаза к потолку. — Моя жизнь после Хогвартса была непростой. Я… много работала. Вся моя жизнь — это работа.
Она посмотрела Майлзу в глаза. Его взгляд обезоруживал. Она становилась просто слабой, покорной, нуждающейся в нём женщиной. Её сердце замерло, когда его пальцы осторожно коснулись её щеки, ласково проскользнули к уху, трепетно заправляя выбившийся локон.
— Ты хотела что-то сказать, — шепнул он, и Гермиона осознала, что он приблизился к ней, придвинулся ближе. Она почувствовала его терпкий аромат, пьянящий, соблазнительный. Дыхание замерло.
— Да, — почему-то шёпотом произнесла она. — Я хочу сказать, что… тебе нужно узнать обо мне больше. Возможно, я разочарую тебя.
Он улыбнулся так нежно, спокойно.
— Ты не можешь меня разочаровать.
Его шёпот у самых губ. Голова кружится. Сознание мутится. Это зависимость, от которой невозможно отказаться. Лёгкое касание — тёплое, дурманящее — и Гермиона беспомощно запрокинула голову, повинуясь его притяжению, отдаваясь в его власть. Его губы раскрываются плавно, так медленно, трепетно захватывая её губы. Майлз тихо вздыхает, проскальзывая пальцами по её шее к затылку, путаясь в её локонах, лаская их, притягивая девушку ближе. Гермиона приподнялась, подаваясь к нему, отвечая его губам, рукам. Больше не хотелось думать, сомневаться — это было невозможно.
Она взъерошила его растрёпанные волосы, наслаждаясь каждой клеточкой, каждым кончиком пальцев, этой магией, магией его нежности. Ей казалось, что нет ничего прекраснее на свете, чем сильный, уверенный мужчина, способный дарить ласку. Его руки осторожно скользили по её спине, плечам, а губы нежно пили каждое движение, словно сладкий нектар.
Гермиона была готова умереть, только бы видеть трепет его тёмных длинных ресниц, слышать шум его дыхания и тихое потрескивание камина. Она нерешительно скользнула пальцами под ворот его джемпера, по обнажённой спине. Майлз выпрямился, резко притягивая её к себе. Спина. Его чувствительное место. От этого ей становится весело. Гермиона аккуратно проводит ноготками вдоль его позвоночника, и его сладкий стон запускает волну мурашек по всему её телу.
— Я… я должен тебе сказать… — задыхается он. — Я хочу, чтобы ты… была со мной…
— Я и так с тобой, Майлз, — томно прошептала она. — Я с тобой…
— Навсегда. Я этого хочу, — глядя ей в глаза хрипел он. — Ты будешь моей…
Гермиона вспыхнула, обвила его шею руками, прильнула к губам, не дав договорить, чувственно касаясь кончиком языка его языка. Он вздрогнул, резко опрокидывая её на диван, упиваясь её податливостью, её тихими сладкими стонами. Её шея такая шелковистая, её плечи. Он расстёгивает платье на спине, и Гермиона покорно приподнимается, хватаясь за край его джемпера.
Они смотрели друг на друга молча. Долго, восторженно, пальцы трепетно касались кожи — плечи, грудь, живот. Единый порыв, и библиотека стала местом таинства страсти, таинства для двоих. Гермиона утопала в этом наслаждении, в его движениях, его пламени, дыхании.
Майлз терял голову в её объятиях, стонах, в нежной счастливой улыбке. Какой это восторг видеть её, чувствовать, знать, что она рядом.
— Сколько лет я ждал тебя, — шептал он, лаская её шею, целуя эти драгоценные губы, стонущие, вздыхающие. — Гермиона… Моя маленькая гриффиндорка.
Она с трудом приоткрыла ресницы, смыкая их снова, запрокидывая голову в блаженстве, бережно проскальзывая ноготками по его спине, наслаждаясь звуками его удовольствия. Его дыхание ускорилось, движения участились. Губы всё настойчивее, пальцы сжимают её маленькую грудь, и её стоны превращаются в крики, ломающие его защиту, наполняя сознание её голосом: «Я не могу… Не смогу… Не отпускай меня, умоляю, не отпускай, быстрее, пожалуйста!» Майлз поддаётся инстинкту, её мольбе. «Ещё немного… О, Майлз… Это невыносимо… Как же хорошо… ” Он стонет — её голос сводит с ума, заставляя двигаться с бешеной скоростью. Гермиона прогибается, подаётся ближе поднимая бёдра, прижимаясь к его напряжённому животу. Майлз не может больше держаться, зажмуривается, пытается не слышать её, не видеть, но это бесполезно. Она сжимает его с такой силой, что движения замедляются. Он вздыхает коротко, хватая ртом воздух, ещё вдох, ещё… Пульсация… И она выдыхает с громким стоном, впиваясь пальцами в его поясницу, сплетая их ноги. Она вскрикивает, глядя ему в глаза, задыхается, её грудь розовеет. «Мой нежный…» Майлз делает последнее движение и вздрагивает, прикусывая губу, вздрагивает, тихо выстанывая её имя, вздрагивает, запрокидывая голову. Чувствует её губы на своём предплечье, там, где зияет выцветшая метка Пожирателя. Майлз вздыхает. Сердце бешено рвётся из груди.