Когда Бен оставил школу и за месяц до выпускного вечера вступил в армию, родители пришли в ужас. Мало того что, не имея ни малейшего житейского опыта, их сын был обречен стать пушечным мясом, — его еще и послали в самое кровопролитное сражение этой бессмысленной войны.
— Это место назвали Холмом Гамбургеров, — добавил мистер Хайленд. — Происхождение такого названия достаточно… очевидно. Даже сейчас мне невыносимо трудно об этом говорить. Бен был простым пехотинцем. В своем первом и последнем письме он выражал надежду на то, что мы будем им гордиться, потому что он стал настоящим мужчиной, как и Дэвид.
— Это письмо, — продолжала рассказывать миссис Хайленд, — в клочья изорвало мою душу. Я возненавидела весь мир. И все время перечитывала стихи, которые он писал, когда был подростком. Мы позвонили ему, умоляя сделать попытку комиссоваться по медицинским показаниям. Бен был совершенно не приспособлен к военной жизни. Но он хотел быть таким как все. Думаю, он боялся оказаться трусом…
— Его никто и никогда не обвинял в малодушии, — снова вмешался мистер Хайленд. — Бена никогда не обижали в школе. У него было много друзей. Его любили. Он был счастлив дома и никогда не проявлял ни малейшей склонности к насилию. Мы до сих пор считаем, что тот поступок был для него неким тестом на мужество. Тестом, который закончился трагедией.
Вскоре после того, как двухнедельная битва закончилась, перед домом Хайлендов остановилась печально известная черная машина, появления которой все так боялись. Оттуда вышли два молодых офицера и постучали в дверь. Они вручили Хайлендам письмо. Бен пропал без вести. Командование считало, что он попал в плен. Солдаты рассказывали, что видели, как Бен пытался спасти жизнь друга, ставшего жертвой снайпера.
«А я-то думала, что это игра. Какая-то грубая грязная игра вроде пейнтбола! Или регби!» — Мерри наклонилась вперед. Блюдце и чашка в ее руках дрожали.
— Бен был не способен убивать, — продолжала миссис Хайленд. — В прошлом месяце нам сообщили, что его похоронили на том месте, где он упал. Его роте пришлось отступить, а он остался.
После того как Бен был объявлен пропавшим без вести, потянулись долгие годы ожидания. Сначала Дэвид умолял родителей покинуть Риджлайн и переехать к нему и его семье в Калифорнию. Но, хотя они часто ездили к нему в гости, по-настоящему спокойно им было только дома, где родился и вырос Бен. Они продолжали надеяться на его возвращение.
Мерри тихонько слушала, как Хелен Хайленд описывает свои прогулки по саду площадью более трех акров. Женщина смотрела на свои яблони, которые, в отличие от Бена, продолжали расти. Она разговаривала с сыном, кричала на него, ругала, умоляла вернуться домой.
— Я будто видела его среди ветвей. Он читал, бросал мне яблоки, дразнил меня. Мне казалось, что все это было только вчера. Я обнимала стволы и кричала в небо. Долгие годы я ненавидела всех, чьи дети были живыми и здоровыми. Долгие годы я была желчной и ожесточенной. Наверное, именно это в конце концов привело к сердечной болезни. Смерть Бена разбила мне сердце, а я так и не смогла отпустить моего мальчика. Я до сих пор иногда его вижу. Прежде чем уехать, Дэвид подарил ему свою старую коричневую кожаную куртку, которая стала ему мала. Бен носил ее и говорил, что чувствует себя Дэвидом, старшим братом, за которым бегали все девчонки. Он никогда не расставался с ней, пока не ушел в армию, конечно. С тех пор как я заболела, мне порой кажется, что я вижу его в дверях своей комнаты именно в этой куртке.
— Мне нужно вам что-то рассказать, — перебила ее Мерри. — Я просто должна. Вы обязаны это знать, а я обязана вам об этом сообщить. — Девочка сделала последний глоток какао. Во рту у нее пересохло. — Вы уверены, что хотите это услышать?
— Скажи мне правду, — ответила миссис Хайленд.
— Я… Я знакома с Беном. Мы встретились впервые около месяца назад, но мне кажется, что я знала его всю свою жизнь. Я видела Бена так же отчетливо, как вижу вас. Мы общались каждый день. Когда его… мне очень трудно задавать этот вопрос… когда его тело привезли домой?
Если до этого в тонком прекрасном лице миссис Хайленд и присутствовали хоть какие-то краски, теперь они исчезли окончательно. Мередит не могла поверить в то, что эта женщина была способна побледнеть еще больше. Хелен привстала, но затем снова опустилась на диван. Ее синие глаза не мигая смотрели на Мерри. Мистер Хайленд тяжело поднялся и прижался лбом к каминной полке.