— Я тоже ничего не понимаю. Но да, я этого хочу.
Когда мистер Хайленд закрыл дверь, Мерри пробежала пальцами по корешкам книг. Она взяла в руки записную книжку с мраморным черно-белым рисунком на обложке, и та раскрылась на странице со стихотворением, над которым, по всей видимости, когда-то мучился Бен. Бумага была старой. Это писали очень давно, задолго до того, как Бен узнал о существовании некоей Мередит Бринн.
Мерри совершенно не шокировало то, что Бен посвятил ей стихотворение сорок лет назад, еще до того, как познакомились между собой ее родители. Разве не существуют завихрения времени, пересекающиеся по никому неведомым законам? Выходит, что порой время и судьба оборачиваются назад, одновременно заглядывая вперед. И если уж так суждено, то прошлое и будущее вполне способны столкнуться в одной точке. Мерри открыла платяной шкаф Бена. Там висело несколько пар его вытертых синих джинсов, одна голубая рубашка из оксфордской ткани и пара-тройка клетчатых рубашек с коротким рукавом. Сбоку Мерри увидела… его кожаную куртку. Как будто желая прикоснуться к Бену, она сунула руку в карман.
Там лежала ее перчатка.
Комната закачалась. Мерри легла на кровать. Она закрыла глаза и, наверное, задремала, потому что, снова их открыв, осознала, что проснулась. Рядом с ней лежал Бен. Его глаза и хвойно-коричный аромат были так же реальны, как если бы он ее обнимал.
— Тебе так не хватало этой перчатки? — спросил он.
— Бен, почему ты здесь? — спросила Мерри.
— Я мог бы задать этот же вопрос тебе, — беззаботно улыбнулся он.
— Я не имею в виду этот дом.
— А я именно о доме. Ответ на твой вопрос — я не знаю. Знаю только, что готов отдать все что угодно за возможность тебя поцеловать. Я хочу коснуться твоей щеки… Но не могу.
— Попытайся, — предложила Мередит. — Серьезно. Я не боюсь.
Бен протянул руку, и в это мгновение на них обрушился серебристый свет, похожий на удар мощной молнии. Необычайная сила отбросила их друг от друга. Мерри не видела Бена, а лишь смутно различала его очертания. Но спустя мгновение он исчез окончательно.
Что это было? Кэмпбелл любила шутить насчет молнии, поражающей грешников, но разве простой поцелуй мог оказаться грехом? Или существуют какие-то правила, согласно которым людям из разных граней бытия запрещается любить друг друга? Что, если Мередит хочет быть с Беном, пусть даже это означает, что так же, как и он, она уже никогда не повзрослеет? Что сказала бы на это Кэмпбелл? Свое знаменитое «это всего лишь биология»?
Внезапно Мередит осознала, что сидит на краю кровати, одетая в застегнутую на молнию куртку, держа в руке перчатку. Саша открыла дверь, и комнату заполнил тусклый желтый свет.
— Миссис Хайленд в ужасном состоянии. Я не знаю, что ты тут натворила, но мне пришлось дать ей успокоительное. Тебе пора домой.
— Саша, почему ты так одета? — спросила Мередит, вставая с кровати и чувствуя, что колени ее почти не держат. — И почему ты так со мной разговариваешь? Как будто я посторонняя или какая-то соплячка?
— В этой одежде я чувствую себя увереннее. Вот и все. И вообще, это я должна задавать вопросы. Зачем ты сюда явилась? К чему эти разговоры об их сыне? — взорвалась Саша. — Ты ведешь себя именно как соплячка. Это моя работа, Мередит. Я должна оберегать миссис Хайленд.
— Это история, — произнесла Мерри. — Задание по истории. Я уже ухожу. Можно мне с ними попрощаться?
— Он разгадывает кроссворд, а она спит. Просто уходи. Уже почти семь часов. Я не верю в то, что вы проходите это по программе! Мерри, это так жестоко! Впрочем, я уверена, что ты не хотела сделать ничего дурного. — Саша взъерошила ей волосы. — Я слишком много работаю и очень привязываюсь к людям. Не обижайся, Мер. Мне кажется, я уже взрослая, потому что на мне лежит такая ответственность, какая обычно не возлагается на плечи подростков.
— Я знаю, Саша. Зря я пришла. Это было глупо с моей стороны. Я сейчас тихонько уйду.
Мерри выскочила на улицу и бросилась бежать, спеша на последний красный автобус. Вдруг она остановилась и обернулась. На мгновение ей показалось, что она видит сидящего на ступеньках крыльца Бена. Но это был всего лишь обман зрения в быстро сгущающихся сумерках.
«Я его больше никогда не увижу», — подумала она.