<p>
Я задавался вопросом, знала ли она, как близок был конец. Я проснулся вампиром 29 сентября. Девять дней, включая обращение, это в лучшем случае, если она никак не изменит прошлое. А вдруг она повлияет на ход моей истории? Если бы Карлайл не обратил меня в определённый день, разве мог бы я сидеть здесь, заново переживая свои воспоминания? Это было… невозможным. Ещё более невозможным, чем вампиры или оборотни, или путешествие во времени, вызванное загаданным желанием.</p>
<p>
Я никогда прежде не видел моего отца больным. На моей памяти каждый день своей жизни он был здоров. Мать была в панике – каждый раз, когда я ходил проверить их, я видел это. Белла держала меня за руку, подбадривая, но я знал, что она ощущает то же чувство беспомощности, что мучило меня.</p>
<p>
-…он продолжает звать тебя… – голос матери стих, пока я решался подняться в их комнату, но так или иначе я заставил себя сделать это.
Он был невероятно бледен, как простыни под ним, но он собрался с силами, чтобы улыбнуться мне.</p>
<p>
- Отец…</p>
<p>
- Эдвард, я хочу… извиниться, – он закашлялся. – Мы всегда думаем, что знаем, как лучше жить нашим детям, – очередной приступ кашля прервал его на некоторое время. – Делай всё, чтобы быть счастливым, Эдвард. Не трать впустую время, отмеренное тебе, чтобы быть с ней.</p>
<p>
- Перестань, пап, – сказал я, пытаясь придать своему голосу, как можно больше надежды, – завтра ты будешь чувствовать себя нормально, и снова начнешь указывать, что и как мне надо делать.</p>
<p>
Его смех перешёл в длительный кашель. Он прижимал платок ко рту, приглушая ужасный прерывистый звук. Когда он убрал руку, ткань оказалась запачкана кровью. Я в ужасе смотрел на платок.</p>
<p>
- Это не тривиальная летняя простуда, Эдвард. Ты должен… быть готов к худшему.</p>
<p>
Я чувствовал себя отвратительно от того, как легко мой отец обсуждал собственную смерть. Он был серьезен, а я хотел, чтобы это все оказалось шуткой.</p>
<p>
- Позаботься о матери, – продолжил он. – И держись за Беллу. Ничто никогда не заставляло тебя быть таким целеустремленным, как она. Элизабет была права… она именно то, что тебе нужно.</p>
<p>
Я тяжело сглотнул, ощущая, как слезы жгут мои глаза.
- Отец… я…</p>
<p>
Он вымученно улыбнулся.
- Иди, сынок. Ты не должен оставаться и слушать лишь мой кашель.</p>
<p>
Я с ужасом осознал, что эта было попыткой оградить меня от боли видеть его смерть, и тогда мне пришлось сбежать. Это было невозможно. Он бы молод. Здоров. Невозможно.</p>
<p>
Это были странные воспоминания. С тех пор, как меня обратили, я изо всех сил пытался вспомнить каково это – плакать. Теперь, заново испытывая ту боль и то, как я, горюя, вернулся в объятия Беллы, я мог чувствовать, текущие слезы, и это было необыкновенное, позабытое ощущение легкости, которое приходило вслед за слезами.</p>
<p>
Я чувствовал… умиротворенность. Много лет я так и не мог вспомнить, какими были мои родители, и какие у нас были отношения. Тех воспоминаний, что хранились у меня, было недостаточно, чтобы получить ответы на возникающие вопросы, я не горевал о потерях – как можно оплакивать людей, которых не знаешь, не помнишь?</p>
<p>
Теперь же я убедился в том, о чём раньше лишь догадывался – моя мать была добра и проницательна, и нежно любила меня, а отец одобрил мой выбор. Я был счастлив, и любим.</p>
<p>
И, кроме того, теперь я знал, что они любили мою Беллу. Надеюсь, они были бы горды, увидев, что я попытался сделать жизнь, подаренную мне Карлайлом, лучшей, и что в некотором роде, я нашел искупление в любви.</p>
<p>
- Думаю, порой судьба готовит для нас что-то большее, чем мы можем постигнуть, и иногда вещи, которые кажутся нами столь несправедливыми и неправильными могут служить для высшей цели.</p>
<p>
Тогда, в прошлом, смысл этих слов не был мне до конца понятен. Теперь же я понял, что она имела в виду. Моя семья, мои мечты прекратили своё существования, как только началась эпидемия испанки, но, в конечном итоге, судьба дала мне нечто большее. А именно: её. И впервые, оглядываясь на мою предыдущую смертную жизнь, я был счастлив, променять человеческую жизнь на вечность с женщиной, которую люблю.</p>
<p>
Погружаться в болезненные воспоминания было все тяжелее и тяжелее, но я не прекращал этого, мне надо было наблюдать за Беллой, пока она снова не окажется в моих объятиях. И она удивила меня. У моей Беллы доброе, любящее сердце, она так легко привязывалась к людям. Знаю, это относилось не только к моей семье. Я ожидал, что когда всё начнёт рушиться, я буду должен успокаивать ее. Но она не сломалась. И это она успокаивала меня, поддерживала, заботилась о матери, даже готовила. И я гордился, наблюдая, какая она сильная, умелая и… взрослая. И все же эти чувства перемешивались со странным ощущением неловкости, заставляя меня задумываться, что давало ей эту силу… и, должен признать, я хотел, чтобы в те трудные времена она нуждалась во мне.</p>