Роман с пылесосом
В жизни Веры они всегда появлялись неожиданно, тогда, когда она расслаблялась, забывала об опасности и была не готова им противостоять. Они все были разные, белокурые и темноволосые, они курили разные сигареты и ездили на разных машинах. Но Вера всегда узнавала их, высоких, по-спортивному худощавых, безошибочно и с первого взгляда: по легкой седине на висках, тонким морщинкам на безупречно выбритых лицах, крупным, ухоженным кистям рук и особому блеску в глазах. От них веяло мудростью, житейским опытом и надежностью. Казалось, они только и ждут момента, чтоб взять Веру в эти свои сильные руки, убаюкать, как ребенка, и спасти от всего.
Но у Веры тоже был какой-никакой жизненный опыт, и она знала, что все эти морщинки – мираж, фата-моргана, а подлинная их надежность уже давно истрачена, доставшись кому-то другому – жене, а то и двум, и выводку кучерявых ребятишек. Она это хорошо знала, и все же не могла противостоять искушению – а вдруг да и сложится иначе?
Вера и сама была замужем дважды, и оба раза не так, чтоб очень. Просто в первом случае это было очевидно, а во втором – нет. И она добросовестно старалась быть счастливой, хотя у нее не всегда получалось: нового мужа она любила больше, чем первого, но он был молодой, Верин ровесник. Желторотик. Она пошла за него благодаря двум обстоятельствам: первое, из опасения, что среди «них» холостяков все равно уже не осталось. А второе – была относительно твердая уверенность, что молодому мужу исполнится в один прекрасный день 35 и даже 40, и он привыкнет бриться ежедневно, и поседеет, и будет смотреть с той самой, пусть иллюзорной, надежностью, которой Вере так не хватало в ее бестолковой жизни.
Она-то как раз была из породы маленьких собачек, тех, что «до старости щенок», собиралась до старости стричься коротко и бегать в джинсиках – если фигура позволит. Она ко всему относилась легко, даже к своим изменам. Да какие там измены, так, маленькая слабость, если не сказать, хобби. Пофестивалить недельку, потешить самолюбие, да и домой, валенки на печке сушить. Впрочем, вертихвосткой Вера себя не считала, и не гуляла бы вовсе, если бы не «они»...
А у этого ко всему прочему и имя-то было абсолютно дурацкое – Ефрем. Ну да, в последнее время почему-то модно стало называть детей Никитами и Даниилами, и чтоб непременно через двойное «и», а тут – лет под… Много лет, а поди ты – Ефрем. Он говорил, что в честь прадеда, купца. Кажется, он и профессию выбирал по тому же принципу, с поправкой, разумеется, на современность, называвшую это «бизнесом». Хотя вообще-то, мстительно констатировала Вера самой себе, он банально торговал, и чем – пылесосами. Пусть крутыми, какими-то экологическими, и все же Вере безумно мешало советское воспитание, привитая неизвестно зачем интеллигентной в третьем поколении мамой убежденность, что торгашество во всех видах есть плохо. Ладно бы уж нефть или газ, или акции – хотя бы солидность, а то – пылесосы. Когда Вере было 15, таких называли новыми русскими. Малинового пиджака не хватает...
Справедливости ради стоит сказать, что вульгарных пиджаков Ефрем не носил даже в девяностые, и вообще был выше всех похвал. Размер кошелька выдавали разве что массивные, но изящные часы – безумно дорогие, но кто не знает, тому и невдомек. На ценителя. И Вера ценила. Ценила и страдала, страдала и ценила, и снова хватала мобильник по первому писку и с милой улыбкой врала мужу, что вернется поздно, потому что Олька опять просила заскочить вечером на минутку.
Его, Ефрема этого, она совершенно случайно подцепила на выставке-ярмарке в Экспоцентре, увидела – и обомлела. Пылесос разглядывала чуть не полчаса и потом еще вернулась, вроде платок из сумочки выпал. И добилась-таки, что он перестал косить в ее сторону темно-карим бархатным глазом, а представился сам и завел разговор, небрежный, но им обоим абсолютно понятный… И визитку она дала ему вовсе не с целью деловых встреч.
Ну, ночью Вера, конечно, терзалась и казнилась, и целовала мужа в сухое плечо, и даже думала, как всегда, не заболеть ли? И все-таки утром скорее побежала на работу, и от внутренней нетерпеливой трясучки едва не выронила завибрировавший мобильник прямо на мраморный пол.
Ефрем был чертовски корректен и говорил только о пылесосах, расхваливал их на все лады, но Вере и это было, как музыка – лишь бы слышать его голос, низкий, уверенный!.. И уже становилось неважно, торгаш он или не торгаш, и вообще – слово это сегодня вышло из употребления, теперь надо говорить – маркетолог. Но пылесос все-таки пришлось купить, чтоб оправдаться в глазах окружающих – уж слишком она на этот раз была неосторожна. А так все чисто: «не шалю, никого не трогаю», покупаю технику… И как бы еще, скажите, она находила бы поводы встречаться с Ефремом?.. Как бы она развивала отношения, если он все ходил вокруг да около, мурлыкал, как сытый кот, а покорять ее не спешил? В общем, убедила мужа потратить скопленные на отпуск деньги на освоение в домашнем хозяйстве высоких технологий.