— В Нью-Йорке, — говорит он, садясь на табуретку и наклоняясь к микрофону. Не могу поверить, что он будет петь. Я достаю телефон и делаю фотографию, чтобы отправить маме. Она сойдет с ума, когда узнает, что я в десяти футах от настоящего Узника!
— Ты слушаешь его музыку? — спрашивает бармен, протирая стаканы.
Я оглядываюсь на него на секунду:
— Немного, но в основном это была тема моих родителей. Ты?
Он протягивает руку:
— Джимми, кстати.
Я киваю и отвечаю рукопожатием:
— Кловер.
— Приятно познакомиться, Кловер. И отвечая на твой вопрос: я знал об «Узниках», но никогда не слушал их музыку. Пока Атлас не начал играть в баре несколько вечеров в неделю. Люди действительно любят его.
Атлас. Такое классное имя. Я возвращаю взгляд на сцену, где он играет тихую мелодию, песню, которая совсем не похожа на гранж-рок «The Prisoners». Она более безмятежна и почти гипнотическая. Я наблюдаю, как он двигает своими большими руками вверх и вниз по ладу гитары, его пальцы удерживают и отпускают проволочные струны, как машина, способная выполнять любые комбинации. Его голос не идеален, но я думаю, именно поэтому он звучит хорошо. Он скрипучий и грубый, как будто полощет гравий.
В кармане гудит телефон, отвлекая меня от сцены. Я надеюсь, что это моя мама, которая в восторге от моего текста, но это мой издатель. Мое сердце замирает. Я опаздываю на два срока и мне определенно не стоит забывать о моем ноутбуке. Фактически, я должна быть привязана к нему, пока мы говорим. Я извиняюсь перед Джимми, прежде чем проскользнуть в ближайшую кабинку, чтобы ответить на звонок.
— Привет, Миранда, — говорю я осторожно, надеясь, что она меня помилует.
— На каком месте ты с книгой о деревенской любви? Ты обещала мне кое-что к концу недели.
— Конец недели? Я думала, мы говорили о «конце месяца?» Я действительно думала, что мой срок — тридцатое число.
— Мы говорили о том, что ты закончишь к концу недели, — произносит она с улыбкой. — Ты должна мне пятьдесят тысяч слов.
Учитывая, что у меня всего две тысячи слов, написать пятьдесят будет непросто. Не говоря уже о том, что меня полностью заблокировали на несколько недель, а то и месяцев. Я имею в виду, сколько любовных историй вы можете написать, если никогда не были влюблены?
— Я знаю, что прошу многого, но, возможно, я смогу получить отсрочку. Как-нибудь до конца месяца, только по этому поводу…
— Ты просила продлить и последнюю книгу. Если мы снова задержимся, нам придется приостановить предварительные заказы. Это плохо скажется на продажах. Ты действительно хочешь это сделать? Я уверена, что не хочу этого. — Ее тон глубокий, неприукрашенный, расчетливый.
Я делаю паузу на мгновение, размышляя над тем, сколько смогу сделать за неделю. Я могла бы писать десять тысяч слов в день, если мне придется, но я не смогу проводить много времени со своими друзьями, людьми, ради которых я приехала сюда. Это, и даже если я буду писать по десять тысяч слов в день, я только потеряю время, а в итоге передам ей очень черновой вариант, который будет выглядеть ужасно с моей стороны.
— Это не будет идеально, — говорю я. — Но я могу передать тебе кое-что через семь дней.
Она вздыхает:
— Пять часов. Если опоздаешь хотя бы на минуту, мы будем смотреть на других авторов. Ты не единственная писательница в городе, Кловер.
Я уступаю и вешаю трубку, глубоко вдыхая воздух, прежде чем медленно выдохнуть. Ладно, ну… Я еще смогу завтра вечером поужинать с девочками, а потом мне придется запереться в номере, чтобы закончить. Вероятно, было бы хорошо, если бы у меня был план, идея или персонаж, о котором можно было бы написать. Комната кружится, и я делаю глоток принесенного с собой вина, успокаивающие звуки живой музыки немного расслабляют мои нервы, пока я слушаю, хотя это длится недолго. Мужчина играет три песни, затем возвращается в бар, наклоняется на минуту, чтобы поговорить с Джимми, а затем смотрит на меня. Сначала это всего лишь быстрый взгляд, но он поворачивается назад, чтобы бросить еще один.
— Все в порядке? Ты выглядишь так, будто только что увидела привидение, — говорит он, направляясь ко мне.
Я нервно провожу пальцем по бокалу. Я никогда раньше не разговаривала со знаменитостями. Я не знаю, что сказать. Кроме того, этот выше, крупнее и мускулистее, чем я сначала отметила. И еще у него поразительные голубые глаза, которые, кажется, пронизывают всю окружающую их белизну.
— Да, я в порядке, — лгу я, надеясь, что он сдастся и пойдет своей дорогой. Сегодня вечером я не в настроении выставлять себя в плохом свете. Не поверх всего остального. — Просто устала. Дорога сюда была долгой.