Гостиница была буквально забита чужими людьми. Кто-то играл в бильярд, кто-то курил. Двери всех комнат были открыты настежь. В ее комнате вещей заметно прибавилось — Стас принес пожитки Вадима.
— Привет, зараза! — улыбаясь, пробормотал появившийся следом Вадим и грузно опустился на постель.
Вика повела носом — характерного запаха от него не было.
«Что курит, что пьет, а все равно пахнет как роза!» — с удивлением подумала она и хихикнула.
— Как дела? Не всех тут еще под себя подмяла, мой паровозик? — спросил Ворон, целуя девушку в нос.
— Это я-то паровозик?!!
— Нет — я!!!
Внутри нее все поднималось от радости. Кровь забурлила в жилах. Она потянулась к нему, целуя в ответ.
— Может, съездим куда-нибудь отдохнуть? — нежно протянула она.
— Ты сама знаешь, что я езжу куда-то только по делам, с Мухиным. Тебе что, обязательно надо на пляж?
Колесникова обиженно насупилась и громко задышала в знак протеста: ее желания для него ничего не значат?! Вадим принялся ее тормошить до тех пор, пока она не рассмеялась. Внимательно посмотрев ему в глаза, Вика обняла его за шею, потом дотронулась языком до мочки уха, провела рукой по широкой сильной спине… Они заснули лишь под утро…
Вике приснился странный сон. Ей снилось, что едет куда-то на велосипеде. Дорога в начале пути чистая, ровная, потом начинается жижа. Ехать становится все тяжелее. Она физически чувствует, насколько трудно крутить педали. Наконец ей удается выехать на сухую дорогу. Потом каким-то немыслимым образом Вика оказывается уже в своей деревне, старательно крутит педали дальше, въезжая на горку перед домом. Из этого дома выходит женщина во всем черном, недовольно грозит ей пальцем, показывая направо. Вика поворачивается туда. Там стоит яблоня. На ней висят два яблока. Яблоки очень красивые внешне. Но одно из них червивое — она знает наверняка. Хочется понять, кто эта женщина и почему она грозит ей. Кажется, сейчас она это узнает…
Колесникова резко открыла глаза. Как жарко! Она отодвинулась от Вадима, но тот, найдя ее рукой, тут же хозяйским жестом притянул обратно. Вика хихикнула и вновь погрузилась в дремоту…
Она очнулась, но Вадима уже не было. Девушка поморщилась, чувствуя, как сильно затекла рука.
«Где все? Неужели еще в лесу?» — забеспокоилась она и вылетела из комнаты в коридор. Ей навстречу поднялась администратор.
— На стол накрывать? Мужики с гонок приехали…
— Давно?
— Еще час назад. Вадим Сергеевич подходил к комнате, увидел, что ты спишь, и ушел, — уважительно заметила собеседница. — Они проиграли соревнование — застряли где-то в болоте, даже полдороги не проехали. Хозяин, говорят, прямо там достал тушенки, налил всем водки, и они там пили, пока их не вытащили.
Колесникова обнаружила Ворона в холле. Сидя в кресле, тот выглядел утомленным, но счастливым. Очевидно, утренняя неудача его совсем не расстроила. Вика подошла.
— Иди, переоденься, — попросила она, — простудишься. Давай я тебе баню включу. Хочешь?
— Да ладно! Сейчас посижу еще, отпыхну, а вечером в душ залезу.
Девушка отправилась в номер за тапочками для Вадима. Ей навстречу попался Семен и язвительно поинтересовался:
— Ну, как ночка?
— Замечательно, — ему в тон ответила Вика. — А что?
— Ну и Вадим! Нас всех напоил, а сам все дела сделать успел!
В столовой становилось все жарче от обилия спиртного и споров. Гости сидели за столом уже четыре часа. Вадим вел себя с Викой очень уважительно, давая всем понять, что это его женщина и относиться к ней надо соответственно. Довольная, она грелась рядом, чувствуя его мужскую защиту. Раздражение окружающих на ее присутствие, вернее, на трепетное отношение к ней хозяина, тоже не осталось незамеченным.
«Наверное, думают: и что он с ней так носится?» — с улыбкой думала она.
Собратьев по интересам не было, и ее мысли унеслись далеко от этого веселого, гогочущего собрания представителей власти всех мастей. Неожиданно Вадим повернулся к ней и как-то растерянно произнес:
— Я тебя люблю. Очень сильно. Правда.
Сердце забилось у Вики где-то в районе горла. Она погрузилась в его глаза своим взглядом, чувствуя, как в груди все ожило, затрепетало. Ей сразу же захотелось увести отсюда Вадима, чтобы закрыть доступ «доброжелательной» публике к их отношениям.
«Это то же самое, — размышляла она, — что нарисовать картину, долго над ней трудиться, а потом вывесить на базарной площади. Три человека порадуются, полюбуются. Остальные подрисуют усы, рога, закидают снежками, начнут тушить бычки, а кто-то к себе домой потащит».