Естественно, он оказался не гуманитарием, а биологом. Почему «естественно»? Потому что многие специалисты по естествознанию тянутся ко всему естественному и живому, к «био», а гуманитарии по должности к своей профессии нередко относятся довольно казенно. Короче, книжку я ему подарил, обменялись телефонами — и стал он ко мне захаживать, начав одновременно с Аней да еще с несколькими бывшими студентами составлять круг молодых моих знакомых, — я ведь постепенно перехожу в чин старика.
Грушу гости занимают едва ли не больше, чем меня самого. При ней Борис впервые вдруг исповедуется на темы своей основной профессиональной деятельности: «Я специалист по свинству». Конкретно же в области свинства Смеяновым была изобретена вакцина для новорожденных поросят, чтобы они не болели чумкой. И тут к нему изо всех сил начали присоединяться начальнички: даже за кандидатскую защиту пришлось заплатить двумя третями авторства, пропустив в верхней строчке публикаций вперед себя замдиректора и завсектора. (Да, в филологической сфере свинства тоже немало, но именно такого, слава богу, нет: ни ко мне никто не пристраивался, ни сам я в короткую пору администрирования отнюдь не пытался откусить часть авторства таких грандиозных изобретений, как «Интонационные особенности взволнованной речи женщин среднего и пожилого возраста» или «Семантические аспекты футбольной лексики».) И тут, говорит Смеянов, знакомый киносценарист рассказывает ему о молодых годах одного великого нашего режиссера. У того при всей устремленности к метафизическим глубинам был житейский принцип, облеченный в двустишие собственного сочинения: «Оглянись вокруг себя: не гребет ли кто тебя?» Остепенившись и оглянувшись, Борис ощутил унизительный дискомфорт сзади и покинул академический институт, тем более, что пространство для свинства расширилось: кооперативы появились, потом вообще частные фирмы. Вакцину стала закупать Украина, Борисовы бывшие начальники попробовали было свои нечестные две трети оттуда затребовать, но тут как раз Ельцин с Кравчуком хорошо посидели на даче у Шушкевича, и российские академические руки стали коротки. В итоге спасенные смеяновской вакциной поросята нагуливают теперь незалежное сальце, а у нас на Дорогомиловском рынке эти милые свинки так дороги, как будто они из любекского марципана изготовлены.
Долго на этой теме Смеянов не задерживается, его конек — разоблачение ошибок, выслеженных им в беллетристических и филологических книгах. У меня он, между прочим, заприметил два таких фактических ляпа, узнав о которых, я две ночи не мог заснуть. Какие? Так я тебе и сказал! Поправлю при переиздании, если таковое вдруг приключится.
Сегодня Смеянов раздевает самого Лотмана — не спеша, со вкусом:
— Книга «Карамзин» замечательна во многих отношениях. Но что там, в частности, утверждается? Что восемнадцатый век хотел видеть в женщине именно женщину, ее тело…
— Паслушай, пачэму только васэмнадцатый? — бестактно, хотя, как ни странно, по делу перебивает Аня.
Мы смеемся, а не понимающая «кавказского» языка Груша растерянно-вопросительно смотрит на меня. Я успокаиваю ее взглядом: это, мол, незначащая частность, потом ее тебе откомментирую.
— А в качестве аргумента — спокойно продолжает Смеянов, — Юрий Михайлович цитирует строки, автором которых он называет небезызвестного Генриха Гейне:
Ну, начнем с того, что это на минуточку не Гейне, а весьма известная эпиграмма Шиллера в вольном переложении Лермонтова. Дальше. Душа здесь, то есть у Шиллера с Лермонтовым, вовсе телу не противопоставлена, это не к женщине обращено даже, а скорее к мужчине. По крайне мере — унисекс. Помните первые две строчки: «Делись со мною тем, что знаешь, и благодарен буду я…»?
Чувствую подленькую радость: если уж у Лотмана такие накладки встречаются, то что с нас, простых смертных взять! Аня же из чистого духа противоречия продолжает сомневаться:
— А может там, в оригинале, о женщине говорится?
— «Aber du gibst mir dich selbst, damit verschone mich, Freund»[12] — вот что там говорится! Ни слова о бабах!
— Это скучно!
Аня никак не хочет признать объективную правоту нашего веселого педанта. Для нее Лотман — фигура слишком отвлеченная, заоблачная, доступная только телевизионному созерцанию, словом — практически неинтересная. А мне на какое-то мгновение становится вчуже понятно, как этого утомленного многолетним правдивым писаньем авторитетного и серьезного человека вдруг начинает заносить в неправильное, авантюрное пространство, где все шиворот-навыворот, где даже на вопрос: как тебя зовут? — надо придумывать новый ответ, а уж между Гейне-Гете-Шиллером разницы нет решительно никакой. Надоедает говорить правду, пассивно воспроизводить информацию, пусть и малоизвестную. «Факты — воздух ученого»? — Ох, и ученому тоже иной раз хочется открыть форточку и проветрить свою седовласую голову.
12
Ты же отдаешься мне весь (букв.: даешь самого себя), а вот от этого избавь меня, друг (