Подозреваю, что такое поведение любой другой женщины меня бы взбесило совсем скоро. Хорошо, понятно, первый раз я тебя снял в трамвае. Ты вся была воплощенная скромность и стыдливое целомудрие, а я – похотливый развратник DD, тебя растлил. Пускай кое к чему ты окажешься готова лишь при второй встрече, если уж так для тебя важно: «не всё и сразу». Но дальше? Какой смысл показывать партнеру, что тебе не нравится секс (в лучшем случае) или он сам (в худшем)? Зачем тогда вообще соглашаться на свидания? Зачем из раза в раз разыгрывать ролевую игру «развращение девственницы и приобщение ее к нелепым телодвижениям», если не происходит усвоения темы и закрепления материала?
С любой другой… но не Светой! Окидывая ретроспективным взглядом наши отношения, пытаюсь вспомнить, были ли у меня на протяжении последних пятнадцати лет подобные мысли? Вменить в вину низкую сексуальную активность и на этом основании, заглушив показной бравадой голос совести, дать ей отставку. Написал сейчас эти строки и, представив на секунду такое, от возмущения чуть не подпрыгнул! С какой это стати? Кем это ты себя вообразил, DD? Альфа-самцом прайда перед веб-камерой онлайн-трансляции? Мачистым бруталом, лениво рассуждающим на тему, какие тёлочки имеют шанс благоговейно коснуться накачанного тела, а каким лучше бы отселиться за 101 км, в Отрадное и еще дальше? Негоже разбрасываться любовницами! Даже мысленно…
Да в конце концов, разве в активности дело? Есть ли объективный критерий, позволяющий определить должную степень сексуальной инициативы: начиная от любителей связывать женщин, вплоть до предпочитающих лежать как Ленин в Мавзолее, со всеми промежуточными вариациями? Да, такой критерий есть! Он субъективен – нравится или не нравится. Зато конкретен – то, что нравится здесь, сейчас и с данной женщиной, может с легкостью принимать иные формы при общении с другой особой, в другом месте, при другой ситуации.
Мне нравилось всё (ну ладно, ниже будет оговорка, поэтому пусть будет почти всё), что было в нашем со Светой общении, хоть интимного плана, хоть бытового. Мне нравилось болтать с ней по телефону, то сужая круги и выведывая удобную дату свидания, то вплетая в ткань обыденной беседы некий намек или заветное словечко, от которого, спинным мозгом чувствовал, у нее рдели щечки или перехватывало дыхание. Мне нравилось ожидать ее, курсируя между кофеваркой на плите и кухонным окном, выглядывая тот миг, когда она появится из-за угла дома. Мне нравилось подстерегать через глазок ее появление на лестничной площадке, быстрое распахивание и сразу же запирание входной двери за ней, и первый поцелуй в щечку – символ наконец-то свершившегося уединения.
Мы болтали о разных разностях, пока готовился кофе и во время его пития, и мне это нравилось. А иногда молчали, и все равно не было неловкости, и мне это нравилось. Света притворялась гадальщицей на кофейной гуще, я иронизировал, она надувала губы, я подсаживался поближе, целовал щечки, шею, губки, тискал грудь, ножки, попку, и мне это нравилось. А если при этом продолжался разговор на ранее начатую чинно-благородную тему, например, о новинках в налоговом законодательстве или недавних заморозках, но руки мои уже неустанно гуляли по телу Светы, не только поверх, но проникая и под одежду, то это мне нравилось особо.
Мне нравился ритуал препровождения ее в ванную комнату и ее выхода оттуда. Мне нравились ее поцелуи, вначале осторожные, осмотрительные, одними губами, а затем, распалившись, позволяла и моему языку проникать себе в рот, и просовывала кончик своего языка мне между губ. Мне нравилось, как быстро крепнут ее соски, и намокает влагалище. Мне нравился запах ее тела, и еле ощутимые поглаживания ее ладоней, ерошащих мех на моем. Мне даже нравился неумелый и неглубокой минет, освоенный моей подругой сравнительно недавно, пять лет назад, но проделываемый упорно и долго. «Светка сосет! - ликовала каждый раз мальчишески-хулиганистая составная часть моей личности. - Десять лет не сосала, а теперь сосет! Круто!» И мне это нравилось очень.